Невеста Румму Юри не приводит Фараона в восторг, типаж вроде бы подходящий, но игра этой незнакомой актрисы смахивает на самодеятельность. Можно бы что-нибудь поинтереснее найти, а то драма этой дамочки как-то мало трогает. Да и Румму Юри, расставаясь, не очень-то переживает.
Мадис тоже пребывает в некотором недоумении относительно Марет. И что я в ней нашел?.. Пожалуй, пора ставить точку. На принадлежащих барону часах вместо цифр знаки зодиака. Как видно, наши с ней знаки не благоприятствуют друг другу. Впрочем, это можно обдумать потом, сейчас не стоит отвлекаться. Да, без ножниц здесь не обойтись.
Пиршество в саду плохо смотрится, многие кадры — просто лабораторный брак. Но вот опять Румму Юри. Он выглядит таким одиноким, когда крадется по коридорам, слушает игру барышни на рояле, пристально, со злобой разглядывает словно выставленных на позор бабку и деда в крестьянской одежде. Как ни странно, Фараону страшно жалко этого одинокого бунтаря. Одиночество — вот о чем этот фильм, полное одиночество, толкающее человека на безрассудные поступки.
Кто это, Икар или Антей стремился к солнцу, думает Павел Вара; ему стыдно, что он плохо знает мифологию. Но не все ли равно, Икар или Антей? Румму Юри тоже из этой породы, он тоже стремится ввысь, да ноги у него спутаны пеньковой веревкой, она не дает ему воспарить.
Да, фильм должен получиться. Это несомненно. Наконец-то будет стоящий фильм.
В зале по-прежнему тишина. Длинные пальцы Карла-Ээро вцепились в край стола, Тикербяр затаил дыхание. Только Падак раза два засмеялся, разумеется, не там, где надо, да ученые эстетки шепотом рассуждают о градационной динамике амбивалентной гиперестезии. Эти уже давно ничему не удивляются, никогда не волнуются; одна из них, толстая, все время в неизменном ритме грызет леденцы.
Мадис Картуль почесывается, точно его кусают блохи. Но почесывается с явным удовольствием. При этом он бурчит себе под нос что-то невразумительное. Он тоже впервые видит на большом экране смонтированный материал. Много промахов, кое-что совсем не годится, однако сидящий в первом ряду Мадис спиной чувствует реакцию зала, из этой реакции явствует, что главные акценты расставлены правильно. В двух-трех местах он совершенно определенно ощущает заинтересованность сидящих сзади и довольно усмехается. Кадры, на которые реагирует зал, Мадиса мало волнуют, они не раз обдумывались, они уже прочувствованы, даже во сне видены. Долго они вынашивались и теперь, увидевшие свет, постановщику не интересны. Волчица ведь меньше беспокоится о тех волчатах, которые могут сами о себе позаботиться.