, уважаемые коллеги, члены художественного совета. Чем-то здесь попахивает, дорогие товарищи. А точнее сказать, пованивает! Я кончил.
— Прошу слова для реплики! — голос Карла-Ээро срывается на визг.
Мгновение Фараон колеблется, затем встает.
— Полагаю, что вместе с писателями и кинокритиками свои внутренние дела нам не следует обсуждать. Это мы сделаем несколько позже. Что же касается чернового материала, то я согласен с мнением Карла-Ээро Райа, что режиссер слишком далеко отошел от утвержденного нами сценария. И эта дагеро… дегеро… — надо же выдумать такое слово! — является проблемой, над которой Мадису Картулю следует серьезно подумать. Мы должны делать фильмы для самой широкой аудитории! (Лицо Карла-Ээро все еще в красных пятнах, но в его взгляде уже появляется проблеск надежды — утопающий хватается за соломинку.) Я разделяю тревогу ведущего режиссера, но тем не менее считаю, что останавливать съемки не следует. В фильме есть интересные куски. И надо создать все условия, чтобы он был закончен. Между прочим, этот гимн здорово придуман, — обращается он наконец к Картулю.
— Я и не думал останавливать съемки, — не в силах сдержаться Карл-Ээро Райа.
— А вам и не полагается об этом думать, у вас нет таких прав, — приветливо улыбается Фараон и продолжает: — Поскольку время у нас у всех ограничено, мне только хотелось бы спросить уважаемых членов художественного совета, не возражает ли кто-нибудь против моего мнения, что над фильмом непременно следует работать дальше… По всей видимости, нет… Полагаю, что сегодня больше нет смысла тратить наше и постановщика Картуля время. В следующем месяце он покажет нам новый материал, и тогда мы обсудим все более обстоятельно.
Две кинокритикессы — та, толстуха, без передышки хрустящая леденцами, и ее подруга, более спокойная, похожая на давно не кормленную индюшку, да, на голодную индюшку — выглядели немного обиженными. Им ужасно хотелось обсудить вопросы амбивалентности в аудиовизуальным искусстве, но ничего не поделаешь, в студии царит диктаторский метод руководства!
Совещание подходит к концу, и Мадис Картуль просит разрешения сказать несколько слов.
— Сегодня здесь говорили о Пийдерпуу. Наверное, и еще будет разговор. Я хотел бы сказать, что парень просто оступился… Он вообще немножко кисляй. — На лице Мадиса появляется улыбка, даже его зеленый глаз довольно дружелюбен. — Видите, он скуксился там в углу, готов сквозь землю провалиться. А я не прочь и дальше с ним работать… Но если ты, черт тебя возьми, еще… — поворачивается он к Рейну, — то я тебе не только перо куда надо вставлю, я тебя в каталажку посажу, вот что!