Сребропряхи (Ветемаа) - страница 40

— Так я еще и сам себе сын? — удивлялся Яан Сокуметс. — Темное дело, право, это ваше кино.


Ученые деятели киноискусства, обсуждая сценарий на коллегии, пришли к заключению, что маленькая роль камердинера несет ох какую большую внутреннюю нагрузку.

— Где позитивные черты Румму Юри, где эти здоровые, рустикальные, грубые внешне, но насыщенные богатым содержанием движущие силы? — патетически вопрошал ведущий режиссер студии Карл-Ээро Райа. — Их носителем является сам Румму Юри, скажете вы. Да. Конечно, прежде всего он. Однако Румму Юри был исключительной фигурой, так сказать, суперзвездой.

— Конокрад он был, — проворчал в тот раз Мадис Картуль, но Карл-Ээро и ухом не повел.

— Историческая правда свидетельствует, что из массы эстонских крестьян вышли будущие герои революции, те, что в девятьсот пятом году взялись за оружие и погибали во имя свободы. Искусство не может пройти мимо этого! Под пеплом тлели угли, вспыхнувшие жарким пламенем. Где они в сценарии? Разве их нет Есть!

И Карл-Ээро Райа ловко вытащил эти угли (вернее, потенциальные угли) из-под пепла. Помимо крестьян корчмарь, кучер и камердинер тоже должны быть углями. Карлу-Ээро и в самом деле требуется много горючего материала, высказал опасение Мадис, но не сгорит ли сценарий от такого количества раздутых угольков? Однако Карл-Ээро твердо стоял на своем.

В конце концов Мадис согласился на корчмаря или кучера. Но не на камердинера.

— Ну скажи ты мне, дорогуша, как я смогу возжечь пламя из какого-то лакея, из какого-то холуя! Я не господь бог, который из ничего сотворил нашу планету и нашего ведущего режиссера.

— Внутреннее превосходство эстонца! — вот что сказал Карл-Ээро Райа.

— А как ты это внутреннее сумеешь показать внешне? Вывернешь действующих лиц наизнанку, что ли? Как рукавицу?

Однако ведущий режиссер проявил терпение и указал на некоторые скрытые возможности, заложенные в сценарии, которые, по его мнению, вполне могут быть реализованы любым мало-мальски знающим дело постановщиком. К примеру, хотя бы сцена издевательства над камердинером, которую товарищ Синиранд, наш сценарист, раскрыл, к сожалению, недостаточно. Синиранд кивнул — хорошая копеечка плюс надежда на хорошие потиражные, — за это можно и должно покивать. (Бедный Румму Юри, добропорядочный, давно почивший мошенник, видишь теперь, какой ты клад!)

— Сцена издевательства?.. Ничего не понимаю, — признался Мадис Картуль и тут же услышал, как эту сцену следует решать.

Небольшое празднество в саду, точнее, разгар праздника в саду. Барские сынки избирают камердинера объектом для насмешек, барышни дразнят его, допытываются, своя у него борода или приклеенная. Одна злая рыженькая барышня говорит, что, насколько ей известно, настоящие камердинеры, камердинеры старой закалки, всегда умели развлечь общество. С садистским наслаждением она уговаривает всех нарядить камердинера шутом. Тот, бедняга, бросает умоляющий взгляд на своих хозяев, но нет, от них помощи не дождаться! И ему ничего не остается, как, стиснув зубы, сносить издевательства. Он глубокомысленно смотрит вдаль, стоически терпит, ощущая в душе, что он выше всего того, на что толкает молодых господ их порочная фантазия.