А вот и фейерверк, с шипением и треском взлетают ракеты, торжественно крутится огненное колесо. Зеленые вспышки бария и фиолетово-красные стронция высвечивают лица господ, бросают на них мертвенные тени. Кто это устроил иллюминацию в такой неподходящий момент? Повелитель огня, где твоя голова! Но, поглядите-ка, распорядитель праздничной феерии тоже стоит, вытянувшись, и даже тихонько подпевает — это аптекарский ученик, сын мужика, его посылали в Петербург на выучку. Чем же он виноват? Ведь гимн прямо-таки требует помпезного освещения.
Бароны стоят, на их лицах играет адское пламя, небо над их головами темное. Эти люди принадлежат прошлому, их будущее — загробный мир. Их время близится к концу.
Над барским садом торжественно плывет тяжеловесный державный мотив. Словно орел, залетевший в курятник, спугнул он прелестные галопы Штрауса и Оффенбаха. Пятеро крестьян, обученных в подобающих случаях исполнять немецкие песенки — так называемый баронский дворовый оркестр, — тут же ретиво подхватывают мотив. Они играют серьезно и ревностно, на простодушных лицах плохо скрываемое злорадство. Играют они медленно и, закончив куплет, начинают новый. Не пропускают ни одного. Пускай немчура постоит! Конечно, музыканты не очень-то любят эту главную песню тюрьмы народов, однако клин клином вышибают, и вышибать чертовски приятно! Нибелунги нибелунгами, но и на них нашлась управа! Лоб графа Деллингхофа покрывается потом, нос вытянулся. И острый клык покусывает кончик уса; будучи уроженцем Эльзас-Лотарингии, граф ненавидит Россию, но ничего не попишешь: боже, царя храни! Царь есть царь, в его длинном титуле упоминаются также Лифляндия и Курляндия. Никуда не денешься.
Огни потухают, наконец-то это тягостное пение, это откровенное глумление над ними прекратилось. В изнеможении они плюхаются на свои места. Наступает гнетущая тишина.
Тут Карл-Ээро замечает, что и он встал по стойке «смирно». Он быстро подходит к Мадису и говорит немного хрипловато:
— Превосходно придумано, превосходно.
Мадис хитро поглядывает на него, в уголках губ затаилось нечто похожее на простодушную усмешку Сокуметса.
Карл-Ээро собирается уходить. Но сперва он все же успевает влить ложку дегтя в бочку меда:
— Все это хорошо, но должен тебе сообщить, что на будущей неделе коллегия хочет просмотреть черновой материал — треть фильма, по графику, должна быть отснята.
— Ничего я вам не собираюсь наспех показывать, — хмурится Мадис.
— Ты эти свои шуточки брось, порядок есть порядок, — сухо заключает Карл-Ээро. Теперь он и в самом деле уходит.