Однако скверно в этих любовных играх было то, что Мати в какой-то степени причинил вред самому себе — такие интрижки с надрывом стали необходимы и ему. Встречаясь с женщиной, которая не обращала внимания на его недостаток, он чувствовал себя оскорбленным. Мати полюбил свою беду, ему стал нравиться трагикомический ореол запинающегося покорителя сердец.
Года три Мати вел жизнь форменного иждивенца. Пять раз переезжал он от одной дамы к другой — самоуверенная усмешка на губах, в руке чемодан, где, кроме шелкового халата со змеиным узором да нескольких книг, ничего путного не было («Все мое ношу с собой!» — это изречение, по-видимому, вполне уместно в устах альфонса).
Кто знает, что сталось бы с Мати, если бы он не нашел пристанища у тети Магды. Как-то раз он вместе с приятелем, помогая пилить дрова одной пожилой женщине, посетовал на неприятности с жильем и обрел дом. Почти настоящий дом.
Магде было пятьдесят пять. В свои двадцать два года Мати уже кое-что повидал, хотя, пожалуй, несколько односторонне; его уже ничто не могло удивить. Когда Магда попросила растереть ей спину средством от ревматизма, Мати насторожился. Но у тети Магды не было на уме ничего такого, чего опасался Мати. Есть же на свете нормальные женщины, с радостью отметил Мати. Тетя Магда и правда была словно теплая деревенская печь, сложенная из валунов, она всех одаряла теплом своей души: ангорскую кошку, канареек и Мати. Начался долгожданный период спокойной жизни.
Мати закончил вечернюю школу. Он работал на бумажной фабрике каландровщиком (существует такая машина, наводящая глянец на бумагу), все было в порядке, им были довольны. Если бы от него не требовали общественной, лекторской работы — в грохоте машин дефект его речи был не очень заметен, — он и дальше оставался бы на фабрике. Мати боялся своего скорпиона, который за последнее время впал в летаргию, но при планах выдвижения тут же зашевелился. Хотят сделать Мати оратором! Вот дураки! Ничего из этого не выйдет.
На его счастье, начиналось лето, а летом раскаленная, насыщенная паром бумажная фабрика — малоприятное место. Мати давно тянуло в деревню, на природу. Он оставил на время тетю Магду, ее пахнущие корицей домашние булочки, чистые льняные простыни и фарфорового Иисуса на комоде. Подался к мелиораторам, осушал болота, вырубал кустарник. И, когда к концу лета нашел место на киностудии, это решило все.
Теперь с апреля по ноябрь у Мати был свой собственный дом, вагончик на резиновом ходу с табличкой на двери: «Посторонним вход строго воспрещен! Карается законом!» В нем он мотался по всей Эстонии. Он любил ночевать в вагончике. (Надо же было этой Веронике найти для него квартиру!..)