В конце войны его вызвали вместе с настоящими киношниками и сказали: вот что, друзья, настало время создавать кино и в Эстонии. Хватит этих безумных страстей, поцелуев крупным планом, этих любительских поделок; денег у нас достаточно, вы люди опытные, давайте принимайтесь за дело! Какое-то время Мадис Картуль работал в лаборатории, затем его выдвинули на хозяйственную работу. К своему делу он относился с душой. Все шло хорошо. Все было в порядке. Все росло, расширялось, его и Сальме материальные возможности поправлялись, поправлялась и сама Сальме. Бывшая фронтовая медсестра, стройная Сальме лишилась своей талии, стала часами сидеть в кафе, как жены других преуспевающих мужей, которым для этого хватало времени. Сальме времени хватало. У нее было что-то не в порядке со щитовидкой, и врачи запретили ей рожать. Есть такой стишок: «Все прекрасно, ясно, ловко. Остановка». И Мадиса стало преследовать некое чувство остановки, некое чувство стоячей воды. Что-то словно скапливалось, постепенно зарастало. Если воспользоваться сравнением с водоемом, то скапливалась не тина, образовывалось не желтое и вонючее болото, водичка была скорее мутноватая, загнивающая. Во всяком случае, для корней Мадиса эта вода не годилась. Может быть, неясное чувство неудовлетворенности усугублялось возрастом Мадиса, который начал приближаться ко второй молодости. Кто знает… Он мучился тем, что эта — вторая — молодость не имеет почти ничего общего с первой. Конечно же ему не хотелось еще раз пережить войну, но и жить, не переживая за «своих» (а этих «своих» Мадис встречал все реже!), он уже не мог. Соратники, единоверцы — вот чего ему недоставало. Благоденствие было не по его беспокойному нраву. Мадис пытался обнаружить подобное беспокойство и у старых фронтовых друзей, но в большинстве случаев это не удавалось. Среди них преобладали люди довольные и спокойные, вроде Сальме. Они были блаженно расслабленные, словно старые женщины в теплой морской воде, не доходящей до колен, по эту сторону волнореза. А неудовлетворенность Мадиса росла и на одной из традиционных встреч фронтовиков в сауне вырвалась наружу. Бывшие соратники по эстонскому корпусу поджаривали колбасу и пили пиво; на полу в предбаннике лежала медвежья шкура. Настроение у Мадиса было неважное: работа — черт бы ее побрал! — не ладилась, они с редактором не понимали друг друга. Он рассказал друзьям о мелочных придирках этого умника и о том, какие большие, а главное, ненужные переделки они сулят, но оказалось, что его не понимает не только редактор. Позже, когда они снова забрались на полок, бывший боевой товарищ сел рядом с Мадисом и посоветовал тихим, но каким-то скрипучим голосом школьного учителя избегать излишних волнений: ну зачем они Мадису?..