Во время молитвы начался сбор пожертвований.
— Если ты собирался дать всего десятку, заверни ее в сотенную! — выкрикнул пастор Гуннар Исакссон.
Затем выступил Курт Бекстрём.
— О чем мы поговорим? — спросил он общину в точности так же, как имел обыкновение делать Виктор Страндгорд.
«Он что, спятил?» — подумала Ребекка.
Слушатели нервно заерзали. Никто не проронил ни слова. В конце концов ситуацию спас Томас Сёдерберг:
— Расскажи о силе молитвы!
Анна-Мария кивнула на экран, где Курт наставлял паству.
— Он был в церкви и молился, когда мы беседовали с пасторами. Я знаю, вы когда-то были членом этой общины. Вы хорошо знали пасторов и прихожан?
— Да, — нехотя ответила Ребекка, показывая всем своим видом, что не хочет углубляться в эту тему.
«Некоторых я познала в буквальном библейском смысле», — подумала она.
И тут камера показала крупным планом Томаса Сёдерберга, который глянул ей прямо в глаза.
Ребекка сидит на стуле для посетителей в пасторской у Томаса Сёдерберга и плачет. Город заполнен народом. Середина января — время грандиозных распродаж. Во всех витринах — написанные от руки таблички с указанием процентов скидок. В такой обстановке особенно остро ощущаешь внутреннюю пустоту.
— У меня такое чувство, что Он меня не любит, — всхлипывает Ребекка.
Она имеет в виду Бога.
— Я как будто неродная Ему, — говорит она сквозь слезы. — Подкидыш.
Томас Сёдерберг осторожно улыбается ей и протягивает очередной платок. Она сморкается в него. Ей только что исполнилось восемнадцать, а она хлюпает, как маленький ребенок.
— Почему я не слышу Его голоса? — спрашивает она, всхлипывая. — Ты слышишь Его и разговариваешь с ним каждый день. Санна может услышать его. Виктор даже встречался с Ним…
— Ну, Виктор — это совершенно особый случай, — вставляет Томас Сёдерберг.
— Вот именно, — снова заливается слезами Ребекка. — Мне тоже хотелось бы почувствовать себя хоть чуточку особенной.
Некоторое время Томас Сёдерберг сидит молча, словно прислушивается к чему-то в глубине себя, ища верные слова.
— Это вопрос опыта, Ребекка, — говорит он. — Поверь мне. Поначалу, когда мне казалось, что я слышу Его голос, на самом деле я слышал лишь собственные фантазии.
Он складывает руки на груди, смотрит в потолок и произносит детским голосом:
— Боженька, Ты меня любишь?
И отвечает сам себе сочным басом:
— Да, Томас, ты же знаешь, что Я люблю тебя безгранично.
Ребекка смеется сквозь слезы — даже слишком легко, словно выплакала пустоту, которая спешит заполниться другим чувством. Томас заражается ее смехом и тоже смеется, но внезапно делается серьезным и смотрит ей в глаза долгим взглядом.