Послышался звук мотора. По дороге, тарахтя, медленно ехал какой-то грузовик. Приблизившись к подножию холма, он сбросил скорость и остановился.
Лайонел. Выбрался из машины. Вид у него был обеспокоенный.
— С вами все в порядке? — спросил он.
Затем он увидел Клеппи, а Клеппи увидел его. Было трудно сказать, кто обрадовался больше.
— Я приехал сюда в надежде, что она оставила ворота открытыми, — сказал ей Лайонел. — Дочь мистера Исаака. Она заперла дом, и я не могу полить картошку. В этом году мы посадили «синеглазку» — хотели посмотреть, что у нас получится.
— Здесь такой красивый сад.
— Был красивый сад, — сказал Лайонел, вновь опечалившись. Еще раз обняв Клеппи, он поднялся. — Ворота по-прежнему закрыты?
— Да.
— Лучше я поеду отсюда, — с грустью сказал Лайонел. — Вернусь на поле для гольфа. — Вздохнув, он взглянул на сад: — Надо забыть о нем. И выращивать газон.
— У вас хорошо получится.
— Я буду навещать Сару время от времени, — неуверенно добавил он. — Вы тоже будете к ней приезжать? Вы ведь с ней подруги. И вы — подруга Раффа.
— Надеюсь, что да.
— Он хороший, — сказал Лайонел. — Когда я хотел взять себе Клеппи, он приехал повидаться с моей квартирной хозяйкой, сказал ей о том, как я хочу взять песика. Правда, это на нее не подействовало, но Рафф так старался! Я хотел бы иметь такого друга.
— Он… он хороший друг.
— Рафф очень рад, что Клеппи нашел вас, — сказал Лайонел. Обняв на прощание собаку, он сел в грузовик и поехал по дороге вниз, в свой гольф-клуб.
Эбби еще некоторое время посидела на краю дороги, вместе со своей собакой. И мысли ее витали там, где им хотелось.
Она сказала ему: «Когда я прощу тебя за Бена». Как у нее только язык повернулся ляпнуть такое? Как она могла быть столь жестокой?
Клеппи заскулил, потом тявкнул, и Эбби обняла его так крепко, что ему это не очень понравилось. Она слегка разжала руки, и он облизал ее от шеи до подбородка. Она засмеялась:
— О, Клеппи. Я люблю тебя.
Люблю.
Это слово вырвалось из ее груди, всего из пяти букв, но значение его было огромным.
— Я люблю Раффа, — сказала она Клеппи, и пес снова попытался облизать ее. — Нет. — Она отпустила его и встала, устремив взгляд на дорогу, где погиб Бен. — Я люблю тебя, Клеппи, но Раффа люблю больше.
Лицо у Уолласа Бакстера — когда прокурор задал ему, казалось бы, несущественный вопрос по поводу его банковского счета на Сейшелах, — приняло забавное выражение.
При других обстоятельствах Малколм, возможно, и не стал бы проводить такое трудоемкое расследование, но, когда нечто было подано ему на тарелочке, он мгновенно скинул с плеч лет двадцать. Рафф подсунул ему вопрос с соответствующим документом, и внезапно Малколм из старика превратился в суровый судебный механизм, каким он когда-то был.