Наговор и уходящего на войну укрепит:
"Завяжу я, раб Иван, по пяти узлов каждому стрельцу немирному, неверному - на пищалях, луках и всяком ратном оружии. Вы, узлы, заградите стрельцам все пути и дороги, замкните все пищали, опустите все луки, повяжите все ратные оружия. И стрельцы бы из пищалей меня не били, стрелы бы их до меня не долетали, все ратные оружия меня не побивали. В моих узлах сила могучая, сила могучая, змеиная, сокрыта, от змея двунадесятиглавого, того змея страшного, что пролетел за Океан-море, со острова Буяна, со медного дома, того змея, что убит двунадесятью богатырями под двунадесятью муромскими дубами. В моих узлах защита злою махехою змеиной головы. Заговариваю я, раба Ивана, ратного человека, идущего на войну, моим крепким заговором, крепко-накрепко..."
А если уходя стукнуть в ставни родного дома или, если нет такой возможности, то дома чужого, но чем-то близкого или приглянувшегося, то укрепит втрое. А от врагов наговор краткий:
"Мученица Параскевия, нареченная Пятницей, и мученики Терентий и Неонил и их чада: Сарвил, Фота, Феодул, Иеракс, Нит, Вил, Евникий, спасите, сохраните от врагов видимых и невидимых. Аминь!"
- Седой, о чем задумался?
- И чтоб гостями на погосте, а не "жителями"! - поднимает тост Седой.
Казак тут же рифмует затейливую бессмыслицу.
- На погосте гости, из погоста - кости!
- Все будет, - вздыхает Седой. - И то будет, что нас не будет.
После драки, что после боя, как остынешь, всегда философское настроение. Все как у всех: с первого боя говорили, перебивая друг друга, взахлеб, беспрестанно смеясь, с десятого спали, кто где нашел место прилечь - хоть и на голых камнях. Но никто еще не лежал развалившись во все тело, как в мирное время, каждый сжавшись в калач, чтобы поставлять под нож, осколок или пулю как можно меньше места... Потом в какой-то момент все изменилось - заматерели.
До вечера еще далеко, потому Седой предлагает протопить баню по второму кругу, на этот раз и одной закладки должно хватить - баня еще теплая. А пока можно перейти в дом, отдохнуть на лавках... Но все отказываются. То есть, за протопку бани все - "за", а вот куда-то перебираться, когда так хорошо - на кой? Можно здесь поваляться - вздремнуть, и даже на траве возле бани вполне удобно.
Когда-то Седой требовал, чтобы хоть на пару дней, но если не в дальней командировке, как хошь, но если его уважают, обязательно должны вырываться к нему на Аграфену, попариться особыми вениками. Хотя и посмеивались про себя над этими причудами, но съезжались к Седому как раз к этому дню - отметить свой второй день рождения, а заодно и, раз уж так вышло, и Аграфену-купальницу, 6 июля, когда всякий русский человек, держащийся традиций, должен обязательно попариться в бане и непременно свежими вениками, сломленными в тот же день: в каждом должно быть по ветке от березы, липы, ивы, черемухи, ольхи, смородины, калины, рябины и по цвету разных трав.