Трубочисты
Мои поляки, оказывается, народ весьма предприимчивый. Особенно Франтишек. Тот знает буквально все, что происходит вокруг. Сегодня принес целый мешок с какими-то посылками. Объяснил: на железной дороге, которая проходит в полукилометре от нас, давно стоит загнанный в тупик товарняк. Сегодня поляки его открыли и теперь растаскивают мешки. Пошли и мы с Йозефом. Около вагонов орудует поляки, русские, но ни одного немца. Вот что значит закон и дисциплина. Мы сделали несколько заходов, благо нам близко. Дома стали разбирать мешки и ящики. Ящики стандартные, в каждом - пачки галет, мясные и рыбные консервы, сахар, сигареты, спички и даже соль. В мешках оказались посылки солдат и офицеров с фронта домой. Тут я впервые убедился, что немцы тоже грабили на войне. Чего только тут нет! Женские сорочки, носки, детские башмачки, рубашки, всякая мелочь. Есть с фабричными ярлыками, значит грабили магазины. Есть и стиранные вещи, значит обобрали квартиры. Все это барахло я раздал эвакуированным немкам и девчатам из русского лагеря.
Однажды утром всезнающий и вездесущий Франтишек объявил:
- В городе американцы! Однажды утром всезнающий и вездесущий Франтишек объявил:
- В городе американцы!
Я бросил все дела и немедленно отправился в Пляттлинг. При входе в город встретил человека с черным лицом и в защитного цвета гимнастерке и брюках. Трубочист, наверно, думаю. Пройдя несколько шагов, увидел опять несколько таких же "трубочистов". Что за черт, сегодня праздник трубочистов, что ли? Тут, наконец, меня осенило6 да это же негры, ведь в Америке есть негры, значит есть они и в армии. Забегая вперед, скажу, что негры очень любили нас, русских, за то, что мы не пренебрегаем ими, как американцы, что считаем их такими же людьми, как и все. Особенно их умиляло, что мы им подаем руки. Они подолгу задерживают руку в своей, смотрят на белую руку в своей черной, радостно улыбаются, широко раскрывая свои белозубые рты, хлопают по спине. Многие признавались, что за всю свою жизнь они ни разу не пожимали руку белого человека, пока не встретили русских, для этого пришлось пересечь океан и пол-Европы.
Салют
День Победы я встретил у радиоприемника. Слушаю Москву, победной салют и ликую. Ганс, хозяин, недоумевает:
- Почему стреляют?
- Это салют! Радуются победе, поэтому стреляют. Холостыми стреляют, понимаешь?
- Радуются, это я понимаю. Но почему стреляют? Разве когда радостно, надо стрелять? Он никак не поймет наших обычаев. Может, надеется, что началась новая война с американцами. Между прочим, многие надеялись на это. Вот русские столкнутся с американцами и начнут с ними воевать. Я, конечно, с присущим мне пылом доказываю направо и налево, что это чушь, ерунда. При встречах с русскими разговор теперь один: о возвращении на Родину. Большинство за возвращение, но есть и нежелающие ехать домой. Кое у кого из них возможно есть грешки, но многие просто запуганы геббельсовской пропагандой. Я, конечно, усиленно агитирую за возвращение, привожу сотни доводов, примеров. Мои поляки определенно заявили: