Над кухонным столом висел отрывной календарь, я каждое утро срывал с него листок — не прошедший день, а день начавшийся. Сорвать и выбросить, считать, что минул, — жалкая подачка моему ожиданию: время работает на меня.
Сорвал я и теперь — 29 ноября, пятница. В этот день в 1920 году была установлена в Армении Советская власть. Возможно, там уже готовятся к празднику. Возможно, там не льет дождь, над горами восходит солнце, окрашивает их в фантастические цвета. Южная, неведомая мне страна, хочется верить, что там сейчас все иначе…
Других исторических событий, случившихся в этот день, календарь не обещал. Хотя… Вот те раз! Мелким шрифтом под «пятница»: «Сегодня полное лунное затмение».
В этом году второе. Я-то думал, что такое случается очень редко, далеко не каждый год и уж никак не дважды в году.
На обороте листка в самом конце все тем же мелким шрифтом, тесно: «…Доступно наблюдению по всей территории Советского Союза. Луна будет находиться в созвездии Тельца, над звездным скоплением Гиад, расположенным около Альдебарана.
Начало затмения в 16 час. 29 мин.
Момент наибольшей фазы в 18 час. 13 мин.
Конец в 19 час. 59 мин.».
Над Настиным омутом в ту ночь потусторонними голосами кричали лягушки. И лицо Майи, вскинутое к луне, было прозрачно-русалочьим. Ее испугала улыбка мироздания — вечность висела над нами!..
С этих минут началось короткое, но великое мое счастье.
Короткое?! Не соглашусь! Если оно не вернется, жить не смогу. Без него сплошной мрак или унылая бесцветность. Если бы не знал, не испытал, то думал, жизнь такова и есть, а она, оказывается, может быть захватывающе красивой. Иной не хочу. Отравлен…
Что, если бы Майя знала, что творится со мной сейчас! Если бы она могла заглянуть внутрь, неужели бы не содрогнулась, неужели бы осталась бесчувственной! Она равнодушна к благополучным, но отзывчива на чужое несчастье. Сравни теперь, Майя, меня с Гошей Чугуновым, сравни и реши, кто несчастней и кому ты больше нужна.
«Она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье к ним!» Сострадание рождает любовь!
До сих пор я лишь жалко рассчитывал на время — жди, и желанный плод созреет, сам свалится в руки. Не существует способа ускорить события.
Есть! Есть! Надо просто открыть ей глаза на самого себя!
Колокольчик прокаженного звенит надо мной. Отвернется от прокаженного?! Хотела бы, да не сможет, сверх ее сил, противоестественно для нее!
Господи! На что рассчитывал — на ожидание: авось случится. На авось! И на годы… У Бориса Евгеньевича прошло целое десятилетие, после которого было поздно поворачивать назад.