Я еще пил и гадал, кем она могла быть, эта несчастная женщина, нашедшая смерть в Джордж-Ярд, когда до меня снова донесся его зов, его «Сто-кер, Сто-кер», за которым последовал смех.
Смех совпал по времени с моментом, когда я увидел женщину, выходящую пошатываясь из «Сковородки» на озаренную огнем улицу.
Она была пьяна, и, хотя громко призывала дать ей три пенса на джин,[189] я, может быть, вообще не обратил бы на нее внимания, если бы не ее длинное свободное пальто коричневого цвета, сейчас грязное и мокрое, застегнутое на латунные пуговицы с изображением женщины, едущей верхом на охоту. Мне это показалось символичным, поскольку сама она, в известном смысле, тоже направлялась на охоту.
И снова: «Сто-кер, Сто-кер». Потом повторился смех.
Я завертелся, озираясь по сторонам. Никого. Ничего. Гадая, не на улице ли он, может быть надеясь на это, я последовал за женщиной, держась так близко от нее, что чувствовал запах псины, исходивший от ее мокрого шерстяного пальто. И запах фиалок — уж не знаю, от дыма или от ее духов.
Где-то на улице снова раздался отвратительный звук, для которого слово «смех» казалось совсем неподходящим.
Хотя дождь ослаб, небо продолжали освещать как зарево, так и молнии, и при вспышке одной из них я увидел… не увидел никого. Никого и ничего. Никого, кроме женщины, ковылявшей по Трол-стрит и вскоре исчезнувшей в адской тьме.
К этому времени уже миновала полночь, и ни зов, ни смех не повторялись. Некоторое время я прохаживался, прислушиваясь, и уже стал подумывать о том, что промок насквозь и неплохо бы вернуться домой, что, наверно, и сделал бы, но мне не хотелось возвращаться туда одному. У меня появился некий новый страх, и сейчас мне кажется, будто я что-то предвидел, что-то чувствовал…
Так или иначе, домой я не поехал, а взял кеб и отправился в «Лицеум», вошел со служебного входа и с фонарем проследовал в кабинет. Там я запер за собой дверь, зажег свет и занялся почтой Генри, чтобы он по возвращении не увидел ее сваленной на моем столе. За корреспонденцией я провел три, а то и четыре часа и, лишь когда над Лондоном забрезжил рассвет, отправился домой.
Лучше бы я этого не делал!
Проверив сперва переднее крыльцо и подоконники, я прошел по левой дорожке, чтобы войти через кухонную дверь. Никаких следов по пути я не увидел, но, оказавшись внутри, похолодел, отчетливо сознавая: сейчас его нет, но совсем недавно он здесь побывал.
Но никаких признаков его посещения я найти не мог. Никаких даров смерти. Никакой записки. Так что же: я ошибся?
Я обходил комнату за комнатой, проверяя каждое окно и подоконник, почтовый ящик осмотрел даже дважды. Но по-настоящему страшно мне стало в столовой, куда я заглянул в последнюю очередь. Там к люстре были подвешены два мешка с кровью.