Вот так и Дуняшка Гусева, угостив Волкова клюквенным вареньем, упросила привезти для детей на зиму теплую одежонку, да телогрейки для отца и мужа.
Михаил Иванович согласился. Привез через пару дней. Но обновы не принесли в семью радости. На Дуняшку стали смотреть с опаской. Даже дома свои охладели к ней. Никто не примерил вещи. Будто не видели их. Муж перестал говорить ей добрые слова. А старый Силантий словно не замечал невестку.
И только бабы относились к ней по-прежнему. Заметив однажды слезы на глазах, поняли в чем дело. И решили поговорить начистоту.
— Хватит дурой прикидываться, будто не соображаешь, что стряслось. Ну ладно, харчи. Их мы у Волкова для всех нас просим. И для старых и для малых. И то, гад, кочевряжится. Уламывать его приходится. А тебе без труда уломать привелось. Не для общины. Хотя такие, как он, виноваты, что все мы здесь оказались.
А при чем тут Волков? — удивилась Дуняшка, выпучив круглые глаза.
— Совсем дура! Да он кто нынче? Власть! А кто нас сюда загнал? — наступала на бабу костистая старуха — жена Харитона, приехавшая к мужу всего три дня назад.
— Да мне плевать на Волкова. Но в зиму дети без одежки померзнут насмерть. Вот и упросила. Чтоб детву сберечь.
— Не у одной тебя дети имеются. И всем они дороги. Но только просить о милости своих убивцев никто не стал, — ответила попадья мрачнея.
— О жратве просили. А разве это не едино? Да и погодите заноситься, грянут морозы, не просить, вымаливать станете.
— Его просить не будем. Никто, — пообещала попадья уверенно.
Дуняшка не спала всю ночь. А утром, едва выглянула в дверь, обомлела. Снег… Он укрыл землю словно саваном. Подошел Гусев, встал за спиной жены. О камчатских зимах он уже был наслышан. Переживет-ли зиму его семья? В кладовке, выкопанной под боком землянки, есть неплохой запас рыбы. Припрятано несколько кругов сушеной картошки и луку, с полмешка сахара, соли. Но этого и на месяц не хватит. В семье дети… Как их уберечь? Страх подкрался к самому горлу. Дышать было трудно. Заметил, как лихорадочная дрожь бьет плечи жены. Плачет баба. Да и то верно, мужику трудно. А ей каково? Может и права, что плюнув на пересуды, упросила Волкова об одежде для детей. Теперь бы по валенкам каждому и можно зимовать без страха. Вздохнув, Гусев пошел за дровами, натопить печь, скоро детвора проснется.
Снаружи было холодно. Мороз с ветром пронизывал до костей, выдувал тепло. «Будет кочевряжиться. Надену телогрейку. Кому нужна гордыня? Она лишь до погоста доведет, а кто детву подымет на ноги? Дуняшке одной не сдюжить, — решил мужик, входя в землянку. И натянув телогрейку, взялся за ведра, воды принести.