— Властям надо. Что иначе-то?
Катерина вздохнула и сказала с болью:
— Когда первых ссыльных сюда завезли, всех поселковых предупреждали, как с вами держаться надо. Чтоб в дом не впускали, не разговаривали, не помогали ни в чем. Так оно и было между нами. Вроде две войны переживали. Одну — на материке, вторую — у себя. С вами. А по сути, всяк из- нас на вашем месте мог оказаться. Но не сразу, и далеко не все это поняли, — отвернулась баба, добавив тихо:
— А чем мы лучше, коль по совести разобраться? Ничем. Случайность вас многих сама забросила. Да подлость… Она горбом за спиной хуже клейма, да только не всем видна.
— Ты вот проскажи, как решилась в Усолье с сыном наведаться, не испугавшись своих поселковых? Ить они теперь зубоскалить зачнут над вами? Иль мало тебе своего горя пережитого?
— Мне все равно. Да и немного смелых сыщется надо мной посмеяться. Одному дозволялось. И того давно нет. Остальные теперь не рискнут. Я за себя постоять могу.
Пескарь поговорил с Катериной еще немного, а когда в дом вернулся Антон, баба выглянув в окно, увидела Костю и заторопилась уходить.
Тимофей проводил Катерину до берега. Та, чуть приотстав от сына, сказала:
— В беде — всяк одинок. Только на радость друзья как мухи слетаются. Вот и ты холодно живешь, неуютно. Одиночество твое из каждого угла лезет. Когда тебе трудно, приходи. Сам, без приглашений. И без условий. Глядишь, вместе легче будет. Ну, а не лежит душа, прости за навязчивость. Знаю, одна неволя не легче другой. Сердцу не прикажешь, где век доживать. Оно разума не слышит. Потому, живи, как хочешь. А меня за прошлое — не поминай лихом, — пошла по-старушечьи спотыкаясь, низко опустив голову.
Пескарь вернулся в дом, когда Антон уже собрал стружки, убрал мусор и затопив печь, ждал, когда вскипит чайник. Тимофей все думал над письмом Алешки. Отписать бы ему. Но о чем? Ведь в жизни его ничего не изменилось. Новые люди приехали в Усолье? Но какое дело до них сыну. Пусть он скорее забудет о ссылке, обо всем пережитом. Не скоро это уйдет из памяти. Но если не напоминать, она заживет быстрее. К чему сыпать соль на больное? Сын знает, что писать не умею. А просить — неохота. Но не отпиши — беспокоиться станет, серчать на меня. И Пескарь, поразмыслив немного, попросил Антона написать ответ Алешке.
Пескарь диктовал, глядя за окно, на белый снег. Он уже рыхлеть стал. Тепло почуял. Первое дыхание весны. Она еще не скоро придет сюда. Лишь в конце мая. До этого почти два месяца жить надо. А суждено ли? Дождется ли? Тимофей просил Алешку не тревожиться о нем. Говорил, что усольцы не оставляют его одного, смотрят, как за дитем, кормят вволю хорошими харчами. Их, мол, хватает, слава Богу.