Иван Никитич Ковтун сидел на краешке аккуратно заправленной койки и читал книгу. Увидев Леденева, он захлопнул книгу и встал.
— Фу, — сказал он. — Наконец! Явился, пропащая душа… Я уж тут сам не свой…
— А что со мной сделается?
— Мало ли что… Заставил старика волноваться…
— Да нет, — сказал Леденев, — ничего не случилось.
— Ну, что нового, мистер Холмс? — уже спокойным тоном спросил психиатр у Юрия Алексеевича.
— Ничего, дорогой Ватсон, — в тон доктору ответил Леденев, — пока топчемся на месте. Сплошные окружности, как говорится, вокруг да около и ни одного зигзага, не за что зацепиться. Хотя нутром чую: тут что-то есть…
— Что ж, нутро — это не последнее дело в детективной деятельности, — сказал Ковтун.
Глухие удары металла о камень. Еще, еще раз.
Звуки доносились из темного отверстия, пробитого в стене небольшой пещеры. Пещера была освещена скупым светом фонаря «летучая мышь», он стоял в углублении, выдолбленном сбоку от отверстия. Рядом сидел Панас Гордиенко.
Удары стихли. Старший лейтенант шевельнулся и тронул лежавший на его коленях конец троса. Трос дернулся, Гордиенко встал перед отверстием, поплевал на ладони и принялся выбирать трос.
Вскоре показался металлический короб, наполненный выбранной из шурфа породой. Гордиенко отнес его в дальний угол пещеры, уже засыпанный битым камнем, и опрокинул.
Когда он вернулся к отверстию, оттуда показалась голова Клименко.
— Все, Панас, — сказал он, — готово… Можно закладывать взрывчатку.
Клименко принялся очищать одежду, хлопал руками по брюкам и куртке и окутался облаком белой каменной пыли.
— Что делаешь, бисов сын?! — вскричал Гордиенко. — Чи не понимаешь, шо эта каменюка так в нас въелась, что ее неделю надо выколачивать? Не пыли, дорогой товарищ, и так дышать нечем…
Клименко рассмеялся и сел под «летучей мышью».
— Закурить бы, старлейт, — сказал он. — Махорочки бы, моршанской…
— Не трави души, Николай Петрович, у меня аж уши завяли — так курить охота… Да нельзя здесь, сам знаешь, не та вентиляция, браток… Значит, говоришь, отбой шахтерской доле?
— Можно снаряжать фрицам «гостинец». Отдохнем — и за дело.
— Погодь, — сказал Гордиенко. — Погодь пока. Должен Мужик явиться. Сегодня у него сеанс связи со Львом. Про бычки в томате будут балакать, затем Мужик к нам подгребет и скажет, как быть.
— Давай подождем, — согласился Клименко, и они замолчали.
Командир отряда резко повернулся к Мужику, вгляделся пристально в его лицо.
— Когда очередной сеанс радиосвязи? — спросил Щербинин.
— Радист отбил в конце сообщения «двадцать девять». Это означает приказание ждать сообщения завтра в двадцать часов тридцать минут.