— У вас тоже была кличка? — спросил Леденев.
— А как же! — откликнулся Гордиенко.
— И как вас звали?
Начальник водолазной школы смутился.
— Хлопец… Конечно, по объемам я скорее дядька, но…
— Так вас назвали, видимо, в целях конспирации, — сказал, улыбаясь, Юрий Алексеевич.
— Вот-вот, — оживился Гордиенко. — То все Лев. Веселый был человек, одессит. Любил придумать что-нибудь позаковыристее.
— А кто этот Лев?
— Наш шеф. Начальник военно-морской разведки. Лев — это его кличка. Мы его еще Жоржой звали, про себя, конечно… Георгий Яковлевич Румянцев. Говорят, он сейчас в отставке, живет в Одессе, на Пересыпи.
— Значит, Хлопец… Так. Что ж, продолжайте, пожалуйста, ваш рассказ. Вы говорили, что вас ударили…
— Ну не каменюка же мне свалилась на голову?!
— А почему бы и нет? Ведь вы же находились в пещере…
— Нет, я чувствовал, что это был именно удар. И потом — Мужик. Если б он остался жив, то подплыл бы к берегу, обнаружил меня, привел в чувство… Но когда я очнулся, никого не было. Видимо, тот, кто ударил меня, добрался и до Мужика.
— Кругом была абсолютная темнота, — продолжал свой рассказ начальник водолазной школы, — я лежал неподвижно, все пытался вспомнить, кто я и где нахожусь. Потом нащупал около себя фонарик. Включил — вижу: скафандр-то исчез! Не было на прежнем месте и взрывчатки. Я ничего не мог понять, но одно было ясно: надо спешить к Щербинину, рассказать обо всем. Главное — Мужик исчез. Я вспомнил и о Клименко, и такое меня взяло беспокойство — сил нет! Я решил идти в отряд немедля. Голова адски болела, ноги едва передвигались. Но все-таки добрался я до Голубой галереи. И вдруг почувствовал, как земля ушла из-под ног. Я вновь потерял сознание.
— Это был первый взрыв, когда закрыло выходы из подземелья, — сказал Леденев.
— Да, — ответил Панас Григорьевич. — Взрыв обрушил и ту часть Голубой галереи, которая вела в катакомбы, занятые отрядом Щербинина. Когда я пришел в себя и обнаружил завал, мне ничего другого не оставалось, как поспешить туда, где Клименко. Там меня ждал страшный удар: Клименко лежал навзничь с простреленной головой. Вся проводка, ведущая от взрывного механизма к зарядам, была оборвана, сам механизм поврежден. Я был так потрясен всем этим, что едва в третий раз не потерял сознание. Что мне было делать? Конечно же, довести до конца дело, ради которого отдали свои жизни Мужик и Клименко. При свете электрического фонаря, батарейка которого уже начала садиться, я принялся лихорадочно восстанавливать проводку, чинить механизм. Фонарь «летучая мышь» оказался разбитым. Но мне посчастливилось разыскать в наших запасах кусок свечи. Если бы не этот огарок, я б не сумел закончить ремонт проводки. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как меня огрели…