Бывают такие минуты, когда кажется, что в комнате, полной людей, вдруг наступает гробовая тишина. Гомон разговоров внезапно затихает и слышен лишь металлический отсчет секунд на больших часах. Даже шум улицы не долетает через настежь открытое окно. Умолк и сам доктор Питер Бредли, хозяин вечеринки, собравший у себя кое-кого из своих студентов и коллег с факультета, чтобы рассказать об ученом физике, которого он встретил на конференции в Афинах, откуда только что вернулся. Роберт Стейнберг, доцент факультета физики, недосказавший анекдот, так и не дождался ответной реакции недоуменно переглядывавшихся коллег.
Эрик Мазер, стоя спиной к часам, почувствовал, как его сердце бьется в унисон с громко тикающим часовым механизмом. Ему казалось, что сейчас ему отпущено время, один момент, чтобы все взвесить, дан последний шанс, чтобы вернуться и стать прежним. Он мог бы извиниться перед Джанет Бредли, которая показывала ему макет своей последней книги, а потом пересечь комнату и сказать ее мужу: — «Питер, старина, я втянул тебя в нечто такое, чего ты не знаешь…». А что если в Афинах ничего не произошло, никаких контактов не было? Нет, этот момент был дан ему для того, чтобы он насладился последними сладкими глотками из чашки, в которой, он думал, будет горький чай. Следя за тем, как Питер постукивает себя пальцем по лбу, словно что-то пытается вспомнить, а льстецы и подхалимы, затаив дыхание, ловят каждое изреченное им слово, Мазер не испытывал раскаяния. В конце концов, свои самые великие мгновения он переживал тогда, когда превращал неудачу в победу.
Джанет перевернула последнюю страницу альбома «Дитя города», фоторепортажа о Восточных Двадцатых улицах, где она и ее муж, Питер, жили на границе с трущобами Бауэри. Мазер заметил, как дрожат пальцы Джанет, когда она переворачивает страницы. Его буквально потрясла радость неожиданной догадки: Джанет далеко не безразлично то, что книга ему понравилась. А значит, понравился и ее автор тоже, мысленно дополнил свою догадку он. Но вдруг вспомнился немой намек Джерри, что ему, Мазеру, такое не светит, и минуты прекрасных ощущений исчезли. Они более не повторятся, как бы он ни старался! Он уже жалел Джанет так же сильно, как самого себя. Протянув руку, словно ища у нее симпатии, он и сам готов был ответить ей тем же. Но Джанет по-своему объяснила его порыв и, ухватившись обеими руками за книгу, стала искать глазами мужа. С ее губ вот-вот готово было сорваться его имя. Но в этот момент Питер, удовлетворенно щелкнув пальцами, радостно воскликнул: