— Трагический случай, — сказала она, подняв глаза. — Но невольно задумываешься, — и это, возможно, глупо, — не может ли это привести к международным неприятностям. Я имею в виду обмен фильмами и все такое прочее.
— Доктор Бредли не работал в так называемой секретной области, — пояснил Маркс.
— Но он был физиком, который исследовал высокие энергии?
— Да.
— Ничего не стоит засекретить работу, — заметила монахиня. — И большое искушение засекречивать и людей тоже.
— Я не совсем вас понимаю, — заметил Маркс.
— Я просто хочу сказать, что у такого человека как доктор Бредли был, должно быть, непредубежденный, пытливый ум, он стремился к исследованиям лишь по одной причине: ему хотелось все знать. Расчетливые педанты, прагматики и любители все засекречивать покупают таких ученых вместе с их работой, в одном пакете. Я еще не встречала подлинного ученого, который бы не проявлял живого любопытства ко множеству вещей. Их нетерпение в общении с теми, кто менее просвещен, чем они, — это своего рода защита от серости обывателя. — Матушка улыбнулась. — Бесплатная лекция из старых запасов, как сказали бы мои девочки.
— Вы могли бы назвать Эрика Мазера ученым?
— Нет. Не совсем. Боюсь, несмотря на все его надежды достичь этого, я могу назвать мистера Мазера всего лишь дилетантом. Но, вы должны знать, он хороший педагог… для начинающих, для первокурсников.
— Да, об этом мне говорили везде, — подтвердил Маркс.
— Итак, посмотрим его личное дело? — Оно лежало перед монахиней все это время, пока они разговаривали.
— Кто-нибудь запрашивал у вас информацию о нем?
— Центральный университет Нью-Йорка, — ответила монахиня.
— Я имел в виду следственные органы, например, ФБР?
— Нет, вы первый, кто это сделал.
Она открыла папку и посмотрела на заявление, которое Мазер сам напечатал на машинке восемь лет назад.
— Я так и думала, — сказала она. — Он преподавал один год в Подготовительной школе, потом учился за рубежом около года, прежде чем поступил к нам.
— У нас есть рекомендательное письмо из Альбиона.
Она вынула его из подшивки документов и дала Марксу. Это было почти такое же рекомендательное письмо, какое он читал в университете. В нем ничего не было сказано о занимаемой им должности в школе. Маркс засомневался, не делает ли он из мухи слона? Кто сказал, что рекомендации в два учебных заведения должны отличаться одна от другой? Проверяли ли в университете данные о его учебе за рубежом, чего не сделали в монастырской школе? Он мог бы использовать учебу за рубежом в свою пользу при защите диплома. Вопрос, почему он покинул шкоду в Альбионе в середине семестра по-прежнему остается не ясен.