— Это неправда! — не выдержал уязвленный Мазер, но вдруг вспомнил кое-что, чему в свое время не придал особого значения. Он верил, что тогда он своевременно и быстро отверг всяческие домогания. — О, Господи! — с тоской воскликнул он.
— Сам видишь, — почти бесцеремонно сказал Росситер, — «Большие братья» не спускают с нас глаз.
— Но ничего не было, Клэм! Один из моих студентов… но я ударил его.
— О, достойное проявление мужественности! В общественном месте, не так ли?
— Нет, говорю тебе, там ничего не было. Все произошло мгновенно. Он извинился, и на этом все кончилось.
— Очевидно, — заметил Росситер, — это произошло в аудитории?
— В парке, — ответил Мазер и представил себе «Большого брата», о котором сказал Росситер, как реальность. Это было в парке, после его встречи с Джерри.
— Университетский парк в Нью-Йорке этим славится, не так ли? С твоим прошлым я бы на пушечный выстрел не приближался к нему.
— Черт с ним с моим прошлым! — крикнул Мазер в каком-то бессильном гневе. Он понял, что привычка Росситера провоцировать не изменила ему за эти годы. Хотя он должен быть благодарен ему. Какой-то негодяй позволил себе попытку в отношении него, и это могли видеть. И должны были видеть.
Мазер встал и прошелся по комнате. На полках застекленного шкафа стояли часы, их было множество, разных стилей и форм, и они показывали время в разных концах света. Росситер любил небрежно ронять: — «А в Париже сейчас…» Все часы тикали негромко, в разном ритме, но время показывали точно. Мазер, на мгновение отвлекшись от своих давних проблем, вспомнил мгновение тишины в доме Бредли, когда Джанет перевернула страницу своей книги. Это был момент, на который он не имел права, но когда он смог бы начать жить. Или умереть?
Росситер повернулся на своем вращающемся кресле так, чтобы лучше видеть гостя, и сложил пухлые руки на животе.
— Ты остался все таким же чертовски красивым ублюдком, Эрик, — изрек он.
Мазер резко повернулся и уставился на него. Он едва разобрал слова, которые произнес Росситер, и еще меньше догадался об их смысле, пока тот с насмешливой улыбкой на мягких розовых губах не добавил: — Если я встану, ты тоже ударишь меня?
Мазеру хотелось рассмеяться: он разгадал мистификацию учителя. Пожав плечами, он отступил к стулу с кожаной спинкой и встал рядом. Он смотрел, как Росситер вместе с креслом повернулся к окну. Мазер в эту минуту испытывал к нему ту же жалость и презрение, которые так часто испытывал к себе. Все, что произошло, прогнало страх. Росситер снова потянулся за биноклем. С ним ли или без него он всегда был извращенцем, подглядывающим в замочную скважину.