Взрывы на звездолете начались одновременно во многих местах и не прекращались даже тогда, когда Степа покидал его в спасательном боте. Покидал - это мягко сказано. Бот отшвырнуло одним из взрывов и повредило при этом так, что почти месяц пришлось чинить двигатели и систему управления. А потом еще два месяца ковылять до ближайшей пригодной для жизни планеты. О нормальной посадке нечего было и думать, и, погасив скорость, насколько позволяли остатки топлива, Степа катапультировался, как только обреченный бот вошел в атмосферу.
Естественно, как это обычно с ним случалось, ни о какой удаче не могло быть и речи. Он опускался в сплошную облачность на ночную сторону планеты, ожидая ногами соприкосновения с твердью земной или, на худой конец, с водной, а вместо этого получил удар в бок и остался висеть между небом и землей.
Осмотревшись, Степа понял, что приземление произошло в соответствии с привычным ему принципом максимально неблагоприятного стечения обстоятельств. Он не попал на ровное, как стол, плато, на которое с таким трудом вскарабкался. Он не попал и в широкую долину, противоположный край которой с трудом сейчас различал с высоты полукилометровой скалы. Провидению было угодно хорошенько хряпнуть его об эту скалу, зацепив купол парашюта за единственный, насколько он видел, выступ на ее краю. Причем в месте, где скала имела обратный уклон. Других таких мест он тоже больше не видел.
Свернув парашют и придавив его камнями, Степа отправился вдоль кромки обрыва, следуя всем ее поворотам, дабы не пропустить удобного места для спуска в долину. Часа через четыре, не найдя ни одной мало-мальски подходящей расщелины, он замкнул круг, вернувшись к своему парашюту.
Пора было перекусить и подумать о дальнейших действиях. Оставаться на безводной, покрытой одной лишь травой равнине - такая перспектива показалась малопривлекательной, тем более что пекло нещадно.
Пришлось отрезать стропы от парашюта, связывать их, крепить за тот же выступ и начинать утомительный путь вниз, захлестнув стропу двойной петлей сквозь карабин страховочного фала. На каждом узле он останавливался и, закрепившись отверткой в петле выше карабина, перецеплял карабин ниже узла, вися на одной руке и орудуя другой.
Конец стропы, разумеется, не достал до дна долины, и остаток пути Степа проделал с грацией ползущего по стене таракана, цепляясь пальцами за мельчайшие неровности. Уклон скалы в ее нижней части был уже относительно пологим и ниже постепенно переходящим в каменную осыпь у подошвы. Разумеется, расставаясь со стропой. Степа не забыл отрезать привязанный к ее концу сверток с остатками парашюта и скафандром и проследил глазами его падение вниз по склону.