… - день мы там побыли, с этими хуторянами вашими, смотрим: Хан все время круги нарезает вокруг той поляны, на которой мы их посадили. Про все забыл, злой стал как черт — одному нашему, ухо оторвал за вопрос простой. Отойдет-отойдет от поляны, нет — снова там. Пару дней еще он продержался, правда, а потом ночью, все же съехал с катушек: приказал эту бабу к нему в палатку привести. Я вообще, толком и не знаю, как он их убивал, противно мне это всегда было…Только вышел он тогда утром довольный, аж своей пастью на все сорок зубов щерится. "Сорок"- он сам нам всегда говорил. Я не проверял, однако, правда это, думаю. Ну и вроде, даже тогда нормально было — с денек-другой. Так, что-то только — бормотать начал, сам с собой разговаривать, на небо пялиться. Потом еще кого-то приказал себе подать, а потом ни с того, ни с сего — на пацанов кинулся. Мы, вообще то, полагали, что он, типа, к встрече с тобой готовится, потому и человечины стал больше жрать. Хан хоть и крутым нелюдем был, а все же прислушивался к тому, что о тебе говорили, — Жора как-то подобострастно поглядел на Крысолова — удивительно, как ему это удалось сделать, глядя сверху вниз.
— Ладно, ты дальше давай, — хмуро приказал Крысолов.
— Ну, так я ж и говорю: он вчера весь день был какой — то…ну… странный, что ли, если Хана вообще можно было нестранным назвать. А Муха, это вон тот, который перекинулся — он указал коротким толстым пальцем на человека с распоротым животом, голову которого уже деловито засыпали опилками — для лучшего впитывания крови, — он такого видел уже, год назад, под Новгородом. У них там сектант один нарисовался еще с Питера, выскользнул как-то, когда тех людоедов питерских громили. Вот он, Муха-то — первый и сказал: "Точь в-точь, как тот питерец в последних два месяца." Ну, мы конечно, в голову взяли немного, порасспросили Муху, он нам еще говорить стал, что не сразу, мол, Хан д о й д ет — типа, сначала слова начнет забывать, считать там, потом простые вещи — типа, как ложку держать. Мы так и решили, что с деревней разберемся, а потом уж решать будем, да только — хрен там! Ночью Хан окончательно и слетел… Вот он, — он опять показал пальцем уже на другого раненого, на грудной клетке которого расплывалось пятно крови — часовым был, деревенских тех охранял. Их вообще-то двое там было, только второго и везти смысла не было…. Хан к ним ночью подкатил, Геха — ну, парень этот, Геха, — нам потом рассказал — глаза у Хана были — будто он под бутиратом. Геха говорил, он до Херни этой в Сети видел такого — замели его менты, когда он на машине рулили. Вот и Хан, говорит, такой же был: рожи корчит, глаза как у тролля какого бегают. Попробовал что — то сказать, а вместо слов — рык какой-то. Только он недолго объяснялся — Гехе маханул поперек груди, а у него же падлы, когти короткие такие, а как стальные — располосовал вмиг. Он кровь увидел, ну и совсем обезумел — пошел всех мочить, не разбирая: и наших, и ваших. И я тебе так скажу, Крысолов не в обиду, а по правде: если бы тогда команда ваша там ему под руку попалась — он ее бы тоже замочил, а равно и еще парочку таких же. Главное, ему уже и не жрать надо было — а просто, убивать. Я такой скорости в жизни не видел. Мы опомниться не успели — а пол-лагеря уже зомбаками стала и, соответственно, сама охотиться на нас стала. Так Хан, заодно и кой кому из зомбаков бошки посносил- я ж говорю, ему вообще пофиг стало, кто перед ним…