- Хорошо, давай подумаем, - сказал он. Выпив стакан и налив себе еще один, - Ты не будешь против? Меня жажда мучает. А на нравоучения своей мамы можешь плюнуть с высокой колокольни. Тебе ведь есть уже восемнадцать?
Я машинально кивнул.
- Вот и отлично… А теперь мы думаем… Уже ненормально, что мертвые воскресли… Еще более ненормально, что они воскресли по всему свету… И еще более ненормально, что какие-то уроды повсюду отрубают связь и не дают выжившим связаться и просто сообщить, что мы все, должны вскоре погибнуть нахрен! Что теперь нам остается делать? Выживать? Как, черт возьми? И где? Нет такого места, куда они не проберутся.
С этими словами он бросил так и не выпитый стакан воды в стену. Стекло с треском разлетелось, оставив на стене мокрое пятно.
- Нам всем конец, черт возьми, ты еще не понял? Там, в Чечне, я выживал только из-за одной мысли – что где-то у меня за спиной безопасно, туда я могу вернуться, перевязать раны, пополнить припасы… Но тут такого места нет! Нет ничего, что можно назвать домом! Мы теперь просто еда!
Понимаешь? Еда!
- Мы не еда! Мы люди! – столь же резко ответил я ему, заодно захлопнув дверь. Совершенно не хотелось, чтобы подобные монологи слышал кто-нибудь еще кроме нас. Могут подняться совершенно ненужные вопросы. Я могу молчать о чем угодно, особенно если это серьезные вещи. Зато с такой же уверенностью я не могу поручиться за остальных.
- Мы люди. И ими остаемся, пока боремся! А вот еда – только те, кто сдается и опускает руки, - продолжил я, набрав полную грудь воздуха, -
Неужели вас даже этому в армии не учили?
Он резко выбросил вперед руку, и я не то, что увернуться, даже осознать это движение как что-то опасное не успел. Оказался на полу, чувствуя во рту солоноватый привкус крови.
- Никогда не смей что-то вякать про армию, - услышал я голос сержанта откуда-то сверху, - Ты еще под стол пешком ходил, когда я людей убивал только за то, что они сами меня убить хотели. Понял?
- Да понял я,- попытавшись вытереть разбитую губу, я заодно сообразил, что у меня и из нома кровь течет.
- Давай руку, - уже более примирительным тоном сказал Калачаев, -
наверное, я немного погорячился…
- Бывает, - согласился я. Был смутное сомнение, что если сказать противоположное по значению, то он еще раз испытает на прочность мою черепную коробку, - давай рассчитаемся и будем свободны…
- А куда собрался?
- Есть и другие дела, кроме того, как здесь сидеть.
Больше почти не разговаривали. Сержант переваривал как свои, так и мои слова и к новому разговору не стремился. Мне тоже было не до философских споров, гораздо больше занимало голову, как проехать по центру города и дальше на площадь Победы. Бензина как раз было даже больше чем нужно.