Подойдя к явно жилому дому, их на хуторе было три, конвоир усадил меня на пенек для колки дров и застучал в окно, что-то крича. Сидя на пеньке, я осматривался, три дома выстроились в треугольник, несколько хозяйственных и скотных сараев, все добротно и аккуратно, сразу видно, что здесь хозяин следит за порядком. Скрип открывавшейся двери привлек мое внимание. В открывшейся двери стоял командир Красной Армии. Я точно в сорок первом, у него были петлицы и лейтенантские кубари. Спокойно выйдя во двор, он что-то спросил у моего конвоира на польском. В это время из дома вышел, судя по рясе священнослужитель, и подойдя к разговаривающим тоже что-то спросил, мельком глянув на меня. Судя как оба болтуна вытянулись, он был старше их. Минуты три я слушал их непонятный мне разговор, и бросаемые на меня взгляды. Видимо о чем-то договорившись, они подошли ко мне:
— Что ты здесь вынюхивал русский? — Спросил священник.
— Ничего. Меня не там выбросили. Должны были в районе Бреста, а я оказался незнамо где!
— Выбросили? Парашютист?
— Да! Радист! Сбросили прямо в болото, все утонуло, рация, запасы, оружие, даже сапоги пришлось скинуть, когда меня на дно тянуло.
— Ты не русский?
— Да русский я. Во Франции жил с родителями, отец офицер штаба, служил под командованием Деникина. Когда меня пригласили работать на одну страну, я согласился.
Сказал я с намеком, что работаю на немецкие спецслужбы. Похоже, что священник это понял, поэтому спросил на немецком, но поняв, что я его не понимаю уже английском:
— Кто вас встречает? — На это я отвечать не собирался, что и сказал на плохом английском:
— Не имею права говорить! — Священник поднял брови, и сказал:
— Ваш английский оставляет желать лучшего!
— Никогда им не интересовался! Я во Франции жил.
Немедленно последовал вопрос уже на французском языке, причем плохом, я с трудом его понимал:
— Как же ты оказался почти в ста километрах от Бреста, если тебя выбросили именно там.
— Где меня сбросили, там я и оказался, в этих болотах полно всяких гадов, а я ненавижу змей.
— Вы действительно хорошо говорите на французском языке, значит, штурман ошибся. Вас сбрасывали ночью?
— Да, в три часа!
— Что-то мы не слышали ночью гудения моторов!
— Не знаю, меня сбросили с пяти тысяч метров, и я долго планировал, был сильный ветер.
— Вполне может быть! Нам надо проверить, какое у вас кодовое имя?
Я задумался, пока чесал языком, говоря всякую чушь, обдумывал свое положение, надо дождаться возможности свалить от них. Подумав, назвал первое пришедшей мне в голову слово, что и выложил священнику. То, что они из польских националистов я понял сразу: