Нестеров надолго задумался, а когда вновь поднял на нас глаза, то спросил:
— Куда вы собираетесь ехать, когда откопаете машину?
— Есть одно дело… — я мельком переглянулся с Андрюхой. — Несколько странное дело… Оно больше походит на самоубийство.
— Исчерпывающий ответ, — улыбнулся майор. Затем он в сердцах махнул рукой. — Эх, ладно. Разрешу вам ломать периметр, но только при одном условии.
— Каком?
— Пообещайте, что перевезете раненых в Подольск.
— Да мы уже и сами думали… — начал было я, но Нестеров решительно перебил.
— Так какого рожна тянете? День-то не резиновый. Живо приступайте к работе!
Когда из-под груды кирпичей, досок и кусков старого железа показалась башня моей «восьмидесятки», я едва не прослезился. Грязная и ободранная, с битыми смотровыми приборами, расплющенными пусковыми установками «Тучи» и погнутыми пулеметными стволами. В моем восприятии БТР сейчас был трупом родного человека, который эксгумировали в присутствии близкого родственника, меня, значит. Чтобы с чувствительным свидетелем не случился сердечный приступ, его само собой не допустили к могиле, а лишь разрешили смотреть издали. Высоты восьмиметровой оборонительной стены для этого вполне хватило. Отсюда не видно крови и не слышно ужасной трупной вони.
Я вдруг понял, что это не только ассоциации или всякие там метафоры, рожденные в моем, наверное, уже немного подвинутом мозгу. Это правда, это страшная реальность. Ведь там, на броне…
— Осторожней, мужики! — мои мысли прервал прозвучавший внизу возглас Лешего.
— Кто-нибудь, принесите брезент, — это был уже голос Кости Соколовского.
Я увидел как один из Одинцовцев, тот, что ближе других стоял к краю баррикады, спрыгнул на землю и потрусил в сторону мастерских. В это время Загребельный и Соколовский вытянули ножи и стали резать веревки, которыми к крыше БТРа был надежно привязан бурый, приплюснутый, словно измазанный в солидоле, сверток или мешок. Только очень присмотревшись в нем можно было узнать человеческое тело.
— Эх, Лёха-Лёха… не повезло тебе, брат, — простонал я, вспоминая улыбающееся лицо пулеметчика. — Очень многим в тот день не повезло…
Когда принесли брезент, бойцы аккуратно переложили на него останки погибшего товарища, а затем спустили с баррикады и отнесли подальше. Потом его похоронят, ну а сейчас лучше не слышать этот тошнотворный запах разложения, запах гибели.
Видать отвратный лик смерти подействовал не только на полковника Ветрова. Все, включая моих напарников — автоматчиков, засевших на стене номер шесть, заметно занервничали. День уже давно перевалил за полдень, а заветный БТР-80 все еще оставался в каменном плену. Но добыть его оттуда это только пол дела. После этого еще следовало восстановить барьер, защищающий нас от визитов разнообразной хищной нечисти.