— В итоге Аженор всегда уступал. Он выторговывал несколько су, и на этом все заканчивалось. А когда мы выходили из аллеи, он меня толкал локтем в бок и говорил: «Ох! Сандри! Ты заметил, как я его облапошил, этого старого кретина?» Он страшно радовался. Как-то раз, я об этом и хотел тебе рассказать, дядя вдруг становится белым, как страх молочника, и показывает мне на разную дрянь, разложенную на старом брезенте. До меня не доходило, от чего он так сильно разволновался. На брезенте лежали клизма, старый граммофон с рупором, похожим на поднятое ухо черно-белого кабыздоха с рекламы фирмы «Пате-Макарони», пивные кружки со злыми тараканами внутри, связки старых журналов "Ночное бдение в хижине" и еще всякие разные штуки, штучки и прочая мутота, глядя на которые невозможно было допереть, для чего кто-то сообразил их смастерить. «Что случилось, дядя?» — забеспокоился я. И что же он мне показал? Вставную челюсть. Полный комплект домино из тридцати двух штук. «Я ее так давно ищу», — бормочет он, как тот тип, который всю жизнь мечтал о том, как раздавить бутылку на одного и вдруг оказался в спальном вагоне один на один с «Белой лошадью». Потому что, я забыл об этом сказать, у моего дяди единственным инструментом для пережевывания пищи были десны. У него был совершенно лысый рот, у моего дяди! В ту эпоху, о которой я веду рассказ, служба социального обеспечения не выдавала пособия на вставные челюсти, поэтому зубной протез считался внутренним признаком богатства! Если бы ты присутствовал при этой торговле дикарей, Сан-А! Сошлись грек и армяшка! Продавца вдохновляло то, что вставную челюсть собирался купить клиент без фильтра для гласных. Он понимал, что может хорошо поживиться. Сделка века! А дядя разыгрывал отчаявшегося человека. Он называл цифры, свистя, как электрическая кофеварка. Он буквально высасывал их. Он не хотел упустить такой подходящий случай и в то же время не хотел вытрясать свой кошель. Из-за престижа. Как старый завсегдатай блошинки, он просто не мог поддаться сиюминутному капризу, поступиться своими принципами старьевщика! Люди кольцом обступили торгующихся, и я не знал, куда мне деться. Наконец, какой-то пацан посоветовал продавцу: «Послушай, старик, сделай жест, ты же не допустишь, чтобы этот несчастный мужик рубал молочные продукты до конца своих дней». Толпа загоготала, и ханыга уступил. Ты бы только видел, как мой дядюшка возвращался к себе домой! Как после причастия! Придя домой, он уселся на кухне. руки у него дрожали. Он широко открыл свою форточку для картофельного пюре и засунул в хлебальник купленную челюсть, даже не сполоснув ее под краном. Я подумал, что он собирается ее съесть. Протез по ширине и по высоте оказался больше размера его рта. С тех пор, как губы заменили ему зубы, его лицо стало похоже на подушечку, которую подкладывает под себя кассирша. И вдруг, когда он вставил себе в рот эти тридцать два клыка, его челюсть приподнялась на цыпочки! «Это не мой размер, — пробормотал он через свой кляп, — но ничего страшного, я это дело поправлю». И что самое смешное, — делает вывод Его Берюрейшество, — он так здорово подпилил этот чертов протез, что тот в конце концов прижился у него во рту. После этого ты бы видел, что стало с Аженором! Он не жевал отбивную с гарниром, а гарцевал по ней своими клыками! Он принимал себя за того господина с рекламного плаката, который рекламировал зубную пасту «Колгат», и когда смеялся, старался сделать так, чтобы была видна вся его зубная батарея. От этого его улыбка становилась похожей на заячью, а сам дядюшка чем-то здорово напоминал травоядное животное!