– Гордо шествуют наши гвардейцы – краса и гордость любимого народом графа Гадриана, – надрывался меж тем голос Фурина. – Ура графу и его гостям!
Народ на площади дружно разразился радостными криками, кидая в воздух чепчики, шапки, а также прочие предметы туалета.
– А вот на площадь перед замком вступает могучая артиллерия…
Пять пушек, приведенных в порядок, конечно, не бог весть что, но смотрелись. Правда, стрелять я из них не рискнул бы.
– А теперь вы видите тайное оружие графства – диких необузданных боевых призраков.
Друзья Фурина, за которыми я бегал по всему подвалу пару ночей вместе с призраком графа, пока не уговорил всех их поучаствовать в данном мероприятии. В результате сейчас около двух десятков призраков везли в больших бочках, поставленных на телегу, откуда они выли благим матом, изображая страшно ужасных привидений. Надо сказать, это им неплохо удалось, ибо некоторые особо впечатлительные зрительницы начали аж взвизгивать от испуга и поплотнее прижиматься к стоящим рядом парням, к большой радости оных.
– И вот вновь мы видим славных гвардейцев графа, посмотрите, какие молодцы. А их слаженный шаг, их мужественные лица! Не одно девичье сердце сегодня будет разбито этими доблестными юношами.
Во шпарит. Видать, граф при жизни еще был неплохим оратором, а тут уж совсем разошелся, однако, судя по общественному настроению, народу нравилось.
– А теперь на площадь вступает местное ополчение…
Толпа молодых парней с вилами, дубинами, лопатами и старыми дедушкиными ружьями модели «карамультук обыкновенный доисторический, едва стреляющий». Шли, кое-как попадая в ногу, но рвение проявляли изрядное, чем вполне компенсировали вышеуказанный недостаток.
Все. Я краем уха выслушал объявление Фурина о том, что парад окончен, а теперь начинаются массовые празднества и гуляния в честь гостей, и, извинившись, покинул балкон.
Неделя работы ради каких-то тридцати минут самого действия. Я вздохнул и, улыбнувшись миленькой служанке, направлявшейся к балкону с подносом, уставленным различными бутылками и фужерами, отправился в свою комнату.
Из открытого окна доносилась веселая музыка, и я, прикрыв его, не раздеваясь, завалился на кровать. Почему-то страшно захотелось домой, холодного пива и… бананов. Тьфу ты, сколько уже месяцев прошло после тех приснопамятных опытов Гоймерыча, так нет, все еще хочется иногда скушать парочку-другую.
В дверь постучали. Я вздохнул и, приняв вертикально-сидячее положение, разрешил войти.
– Можно, нер? – спросила Эрнеста, заглядывая в приоткрытую дверь.
– Конечно, заходи. – Я подождал, пока юная вампирша зайдет в комнату, и обеспокоенно спросил: – Что-то случилось?