— Для матросов первого года службы — еще какой вопрос.
Вспоминаю ловкача-начальника, мирно сидящего на бережке под сенью корабельных пушек.
— На берегу — грамотный врач с запасом медикаментов. С фильтрацией и сортировкой он точно справится. Придать патруль для охраны подозрительных. А нам здесь, я так понимаю, еще завод атаковать…
— Умный шибко! Атаковать… Темнеть уже скоро будет!
В толпе у прибывших машин начинается крик и ругань. С радостью узнаю голос Надежды Николаевны. Уцелела, значит!
— А ну пошли прочь с тушенкой, придурки! Только сахар и сухари! Чай давайте, у кого есть!
Николаич негромко говорит:
— Прошу, Доктор, наводите порядок.
И повернувшись к кронштадцу:
— Считаю, что эвакуация беженцев, причем срочная, лучший выход.
Остальные присоединяются. Мешковатый моряк смачно сплевывает и, вопреки ожиданиям, не орет, а ровным голосом начинает сыпать приказаниями в свою рацию. Поворачивается к командирам.
— Сейчас придет пешая толпа. И сколько-то на замыкающем танке едет. Давайте всю воду и весь сахар. С вас — оба кунга. В теплый детей посадим. Возражения есть?
— Если там есть беременные — то лучше их. Дети выдержат и так.
Это я умничаю — не нравится он мне.
— Я не буду действовать в отрыве от основной группы, — заводит старую песню летеха.
— В случае саботажа я, как старший по званию, сниму вас с командования.
— А возражений от моих людей не боитесь?
— В каждой коробочке уже сидят, и не только ваши. Так что давайте-ка не кучедрючьтесь, лейтенант. Если мы и не вполне по уставу действуем, так ситуация обязывает. Сочтемся славой.
— Славу в тарелку не нальешь и в рот не положишь.
— Лиийтенант! Я уже все сказал. Вы тут в единственном числе. Слыхали поговорку про одного воина? Которого за это — поленом? Все, давайте действовать.
Кунг для не афишируемой среди широкой публики высадки морфа и его хозяина приходится отогнать за передовое охранение. Сапер ненавязчиво перекрывает яму, где я устроился со своими подопечными. Еле-еле я успеваю перекинуться парой слов с Семеном Семенычем. Мутабор все это время старательно подпевает — то есть воет и ревет как заведенный. Особое воодушевление ему дает то, что вивисектор мало что не блюет от этого пения. Сейчас гений с отвращением кутается в грязнючее красное одеяло. Холод преодолевает брезгливость. А мне почему-то вспоминается, как по приказу царя Петра старательно утеплили тулупом любовника царицы Евдокии — первой петровской жены. Чтоб, сидя на колу, прожил подольше.
Если можно сказать про мертвеца, что он нервничает, то по отношению к Мутабору это определение годится. Я тоже нервничаю. В меньшей степени, конечно. А моего знакомца, вивисектора, просто колотит. Когда сидишь в яме, мир приобретает несколько странную перспективу.