– Кстати, об инфекционистах, – Северный тряхнул головой, отгоняя облачко неуместных мыслей, – девушка, сидевшая за последней партой в ряду у окна, здорова?
– За последней партой в ряду у окна? – удивлённо воззрилась на судмедэксперта директриса. – А кто там сидит?
– Вам лучше знать, Анжела Степановна.
– А как она выглядит?
– Как девушка лет тринадцати-четырнадцати. Невысокая, рыжеватая пампушка. Возможно, она крашеная, потому что у натуральных рыжих глаза голубые или серовато-зелёные. Коллагеновый тип радужки, что называется. А у этой – глаза тёмно-карие. Склеры – подозрительно желтоватые. Да и кожные покровы не вызывают тициановского восторга. Если она не от природы рыжая и кожа у неё не сияет белизной, то и тогда такого уклона оттенка покровов в охру в норме даже у брюнеток не встречается. Есть два варианта. Первый – девочка с утра до ночи питается только сырой морковью, запивая её морковным же соком, щедро смешанным с оливковым маслом. Второй – у неё желтуха. Какого генеза эта желтуха – инфекционного или механического, – я понятия не имею. Но то, что у неё желтуха – ставлю свою профессиональную репутацию. Если бы не эта самая репутация, то я не пил бы тут с вами чай, а сразу же после окончания своего странного выступления перед детишками сел бы в машину и укатил по куда более важным делам. Но разве есть что-нибудь важнее профессиональной репутации, Анжела Степановна, не правда ли? Как профессионал профессионала вы должны меня понять. Так что, может быть, вы напряжётесь, вспомните, что это за девочка на последней парте в ряду у окна, вызовете сюда вашего штатного лекаря и вместе изучите медицинские справки этой девочки, как только врач осмотрит саму девочку. До госпитализации ей остались считаные дни.
Вдруг в дверь внёсся с неожиданной для его возраста и почтенного звания прытью старичок-кристаллограф и, задыхаясь, прощебетал:
– Там одной вашей девочке плохо! Она лишилась чувств! То есть сперва ей стало душно, затем её вырвало и стало колоть вот здесь! – старичок потыкал себя в правое подреберье. – А затем она лишилась чувств. – Повторив эту старомодную конструкцию, старичок достал из кармана видавший виды платок и начал вытирать лоб, покрытый испариной. – Мы с детками её положили на пол…
– Я ошибся! – резюмировал Северный, резко поднимаясь. – Считаные часы! Сеня, я в класс, а ты мухой тащи мне мой саквояж с заднего сиденья. – Всеволод Алексеевич стремительно вышел из комнаты отдыха, вынув телефон и по дороге набирая номер центральной диспетчерской: – Срочно сюда реанимационную бригаду с ближайшей подстанции. Речь идёт о жизни подростка. И о материнской смертности. Осознали серьёзность? Отлично, – он продиктовал адрес, свои имя-фамилию и регалии.