– У вас есть машина? Или друг с машиной, который мог бы вас отвезти домой? – спросил Северный у директрисы, уже успевшей снова нарисовать на лице жуткую цветную маску.
– Никого у меня нет! – злобно огрызнулась она. – Я дозвонилась до своего босса. Он сейчас в Нью-Йорке. Сказал пока работать дальше и молиться, чтобы эта девка выжила. Вернётся – разберётся, – продолжила она уже менее зло. – А с кем работать, если больше половины родителей сказали, что завтра они детей сюда не привезут, – совсем жалобно закончила директриса.
– Я отвезу вас домой. Сегодня вам тут делать нечего. Вам надо успокоиться и подумать. Завтра с утра вызовите всех сотрудников – от вашего штатного врача до ночного сторожа – и подчищайте перья. И действительно молитесь, чтобы Анна Румянцева выжила. Просто потому, что молиться за здравие кого бы то ни было – полезно. Как минимум для того, кто молится. При любом раскладе никто вас не посадит, разумеется. Не за что. Но потрясут основательно – будет вам наука.
– Пригласите меня на чашечку нормального кофе, а? – просительно-робко заглянула Всеволоду Алексеевичу в глаза Анжела Степановна.
– Чёрт с вами, приглашаю! Поехали отсюда…
Северный мрачно рулил, размышляя на весьма глупую для полувекового уже мужика тему: измена ли это – пригласить в ресторан размалёванную девицу, если твоя любимая на другой стороне глобуса? С другой стороны… Ха! «С другой стороны», да. Неизвестно, чем сейчас занимается твоя любимая на другой стороне глобуса. К тому же на основании имеющихся фактов можно сделать выводы, что твоя любимая любима тобой. А вот любим ли ты твоей любимой – тут бабушка надвое сказала, и это предположение требует повторных экспертиз. Вот она, профдеформация, договорился ты, Всеволод Алексеевич… Договорился сам с собой не считать приглашение в ресторан косвенно потерпевшей (или скорее подозреваемой в профнепригодности и глупости) несчастной девицы изменой любимой. Тем более что Анжела Степановна сама напросилась, а лекарь не вправе отказать нуждающемуся в помощи. Как минимум – в неотложной. Всё, что сверх чашки кофе и пожрать, – увольте. Он не чувствует сейчас себя настолько свободным, чтобы уестествлять всё, что напросилось, как это было прежде. Даже если любимая его не любит, то до окончания следствия по делу о взаимности их чувств он даёт самому себе подписку о половом воздержании от кого бы то ни было. Потому что половой акт – это вам даже не лобстер… Вот прицепились, крабы заморские!