Всеволод Алексеевич обнаружил, что уже около получаса сидит на бортике ванны со стаканом в руке – и не пьёт, и даже не курит. А просто сидит – и думает об Алёне. Что ты там поделываешь, Алёнушка, в «той Сан-Франциске» или тех предместьях прямо сейчас? Сколько-сколько там у тебя времени? Одиннадцать минус, да. Никаких больше глобусов. Если у меня сейчас 23.00 по московскому, то у тебя – ровно полдень по сан-францисскому. Но – никаких звонков и писем! Приятная тёплая ванна.
Усмехнувшись, он оглядел интерьер – вполне в духе навсегда закрытого в Лондоне «дела Корсакова», все соучастники которого невиновны. Не путать с «не виноваты». А и хорошо! Тёплая ванна и толстые свечи – сами по себе, а глупые девки и их жизни – сами по себе. Где-то очень-очень далеко. В параллельных ему, Северному Всеволоду Алексеевичу, реальностях.
Телефоны разрывались. Но он давно уже не обращал на них никакого внимания. Звонки, sms. Почта была полна – не было там только одного-единственного желанного адресата. Преобладали в своём неизбывном стремлении достучаться до Северного, разумеется, маменька и – с небольшим отрывом от лидера – друг Сеня.
Всеволод Алексеевич отключил мобильный, а с дозванивающимися на городской номер пусть разговаривает автоответчик.
«Здравствуйте, лаять после сигнала воспрещается…»
Рита Бензопила неустанно сообщала сыну, что он мудак. А Сеня голосом заботливого дядюшки беспокоился: «Сева, ты прилетел? Сева, у тебя всё в порядке? Сева, как только будешь дома – сразу же позвони!»
«Позвонить бы тебе часа в четыре утра!» – подумал Северный и, нанежившись в ванне, заснул крепким здоровым сном. Тело требовало. Да и мозгу надо было дать расслабиться. Очень напряжённая была поездка. Но она того стоила.
Снились Северному эвкалипты, секвойи, чайки размером с добрую курицу и шеф-повар ресторана «Пожарские котлеты», водивший по Монтерею старого-нестарого еврея. Старый-нестарый еврей называл Джона «Кисой» и всё время говорил-говорил-говорил, постоянно вклинивая в свои тирады короткое «Да!», заменявшее ему не только утверждение, но и отрицание. А также – отрицание отрицания. Шеф-повар Джон Стейнбек, как ему и положено, был наряжен в фартук и колпак, а старый-нестарый еврей облачён в строительный комбез, на руке у него сияли котлы за пятнадцать тысяч долларов, а в руке – короткая дюралевая трубка. Старый-нестарый еврей объяснял Джону Стейнбеку, как именно вклинить эту трубку во что-то протекающее, а Джон Стейнбек восторженно размахивал лобстером, преданно заглядывал старому-нестарому еврею в глаза и говорил: «The people, places, and events in this kitchen are, of course, fictions and fabrications»