Она вздрогнула от неожиданности — тихий голос прозвучал как взрыв. Рэйчел резко обернулась и увидела перед собой темную мужскую фигуру.
— Прошу прощения — я не хотел напугать тебя.
Рука успокаивающе легла ей на плечо.
— Все в порядке?
Это был все тот же голос, только в ее воспоминаниях он дрожал от страсти и низкий бархатистый тон его свидетельствовал о наслаждении; сейчас он звучал холодно и ровно, разве что с некоторой ноткой беспокойства.
— Я…
— Ты так долго ходила за своими рисунками, что я встревожился. Я подумал, может, ты почувствовала себя нехорошо. Был напряженный день…
— Со мной все прекрасно!
Рэйчел энергично тряхнула головой, чтобы сбросить остатки наваждения. Освободившись от руки Габриэля, она бросила на него презрительный взгляд. Ее глаза сверкали, как бриллианты.
— Все нормально. — Ей хотелось бы дрожать чуть меньше. — А ты не имеешь права входить сюда…
Его нахмуренное лицо еще более помрачнело. У Рэйчел мурашки пробежали по спине.
— Это почему же? — хрипло спросил он. — Мой отец умер меньше недели назад, лишь сегодня утром мы его похоронили, и я уже куда-то не могу входить в этом доме, который некогда был моим родным. Эта самая комната была моей.
— Я знаю…
Рэйчел почувствовала укол совести; но она не хотела видеть его здесь. Слишком многое напоминало о прошлом, и — она была готова поверить — их тени еще витали над ними, сегодняшними.
— Но сейчас эта комната моя!
Взгляд, который он бросил на нее, был словно удар молнии. Она подумала, что он действительно способен превратить ее в кучку пепла.
— В этом-то и проблема, моя милая Рэйчел. — Весь его сарказм обрушился на нее. — Сейчас, когда ты и твоя мамочка вступили в права владения…
— Нет! Нет! — Ей было невыносимо слушать это. — Ты не должен так думать! Это твой дом, всегда был и будет твоим!
— Мы оба знаем, что это неправда…
Но тут что-то отвлекло его. Темные глаза, которые до этого неотрывно смотрели ей в лицо, сейчас впервые скользнули по комнате. Габриэль прищурился.
— Здесь определенно все изменилось.
Как всегда, это было сказано с подтекстом. Она знала, что Габриэль увидел, но не могла даже представить, как он отнесется к увиденному.
Когда ей впервые предложили занять комнаты в мансарде, она отвергла идею — воспоминания были слишком сильны, слишком болезненны. Она не могла даже заходить сюда, не то что спать в комнате, которая некогда была «холостяцкой берлогой» Габриэля.
Но Грег был настроен решительно. Он настаивал и настаивал, отказываясь слышать слово «нет». После года уговоров Рэйчел сдалась, и Грег распорядился заново отделать мансарду к ее двадцать первому дню рождения. Она, однако, настояла на одной фундаментальной перемене, которая, по ее расчету, должна была, хотя бы частично, изгнать поселившихся здесь призраков.