— Мне нужно с вами поговорить и очень много… Пойдемте к вам на квартиру.
— Но, владыка, — смешался отец Герасим, с изумлением глядя на архиерея, — туда… нельзя… там… У меня нет квартиры.
— Как нет? А где же вы живете?
— То есть, квартира есть… но…
Отец Герасим совсем смутился, замолчал и потупился. Краска бросилась ему в лицо. Вдруг он выпрямился, как–то загадочно метнул глазами и, видно на что–то решившись, резко проговорил:
— Пожалуйте, Ваше Преосвященство.
* * *
Когда человеку случится быть раненым, он спешит к доктору, охотно раскрывает пред ним свою рану и терпеливо выносит ту боль, которую невольно причиняет ему доктор, тревожа рану своим осмотром. Человек позволяет тревожить рану, так как надеется, что после осмотра получит облегчение. Другое дело, когда ранами бывает покрыто все тело, когда нестерпимая, невыносимая, мучительная боль охватывает все существо. Тогда больной не дается осмотру, он уверен, что ему уже ничто не поможет, он отталкивает врача и в ответ на его старания оказать помощь, раздирающим душу голосом, корчась от мук, кричит в смертельном ужасе: «Ах, оставьте меня; ради Бога оставьте, не мучьте, дайте спокойно умереть».
Получив первые душевные раны, молодой и неопытный батюшка отец Герасим кинулся было к своему архипастырю, надеясь найти в нем себе врача; горький опыт раскрыл ему глаза; он понял, что нигде не найдет себе врача, и с тех пор никому уже больше не показывал своих ран и никому не позволял дотронуться до них.
Вопросительный взгляд владыки в церкви, брошенный на отца Герасима, и его желание поговорить с ним в его квартире, очевидно, наедине, дали понять отцу Герасиму, что от внимания владыки не ускользнуло его душевное настроение. Только недальновидный начальник, увидев запустение церкви, стал бы тут же делать ему выговор, чему отец Герасим был бы очень рад, так как это давало ему возможность сохранить неприкосновенным свое «Святое Святых». Новый владыка был проницателен: он увидел, всмотревшись в отца Герасима, что не лень и не преступное нерадение служат здесь причиной такого запустения в церкви. Он догадался, что это — отражение какой–то неизвестной ему душевной драмы, пережитой настоятелем. И он захотел заглянуть в глубь того, на что давала неясный намек церковная обстановка.
До ран отца Герасима хотели дотронуться, и хотел дотронуться человек, власть имеющий. Оттолкнуть его отец Герасим не мог. Так пусть же он увидит его раны и, ужаснувшись, сам убежит от него, оставив его умирать спокойно…
* * *
Вступив за порог квартиры отца Герасима, владыка не обнаружил никакого удивления. Казалось, он ожидал, что она и должна быть именно такой.