Во Святый же и Великий Четверг, в вечер Таинственной Христовой Вечери, возьми часть Животворящего Тела и Крови Христа Бога нашего в сосуд священный, достойный таковаго таинства, принеси же и подожди меня на той стороне Иордана, вблизи мирского селения, чтобы я, придя, причастилась Животворящих Даров. Ибо с тех пор, как я причастилась их в церкви Предтечевой, прежде перехода моего через Иордан, даже доныне Той Святыни я не получала. Ныне же усердно Ея желаю и молю тебя: не презри моего моления, но непременно принеси мне Животворящее то Божественное Таинство в тот самый час, в который Господь сотворил причастниками Божественной Вечери Своих учеников и апостолов. Иоанну же, игумену того монастыря, где ты живешь, скажи: «Внимай себе и стаду твоему», ибо там творится нечто такое, что требует исправления; однако хочу, чтобы ты это не теперь ему сказал, а когда тебе Господь повелит». Сказав это и попросив старца за себя помолиться, отошла она во внутреннюю пустыню.
Зосима же поклонился до земли, целуя то место, где стояли стопы ног ея, воздал славу Богу и возвратился, хваля и благословя Христа Бога нашего. Перейдя ту пустыню, пришел он в монастырь в тот день, когда был обычай братии возвращаться, и в тот год умолчал обо всем, не смея никому поведать того, что видел. В себе же молил Бога показать ему снова желаемое лице, скорбел же о том, что течение года слишком долго, и желал, чтобы год сделался кратким, как один день, если бы это было возможно. Когда наступила снова Первая Неделя Святаго Великаго Поста, сразу же по обычаю и чину монастырскому вся братия с псалмопением вышла в пустыню. Зосима же был весь в жару от тяжкой боли, отчего невольно должен был он остаться в монастыре! Вспомнил он тут слова Преподобной, что если бы он и хотел тогда выйти из монастыря, невозможно ему будет, но лишь прошло несколько дней, как он встал от недуга и пребывал в монастыре. Когда же возвратилась братия и приблизился вечер Таинственной Христовой Вечери, исполнил Зосима завещанное ему: вложил в малую чашу часть Пречистаго Тела и Крови Христа Бога нашего, положил также с собою в корзину немного сушеных смокв, и фиников, и зерен, размоченных в воде, и пошел поздно вечером, и сел на берегу Иордана, ожидая Преподобную. Но, как она замедлила, пришлось ожидать ему немало, но он не задремал, а неуклонно смотрел в пустыню, ожидая усердно увидеть желаемое. Сказал же сам в себе старец: «Может быть мое недостоинство возбранило ей прийти, или раньше приходила она и, не видя меня, возвратилась». Так размышляя, вздохнул он, и прослезился, и, возвед очи на небо, молился Богу, говоря: «Не лиши меня и ныне, Владыко, видения того лица, которое видеть сподобил Ты меня! Да не возвращусь попусту, нося мои грехи на обличение мое!» Так помолившись со слезами, перешел он в другое помышление, говоря в себе: «Что же будет,