Теперь гайто видело больше.
Тепло и тело. Два тепла и два тела. И еще много вокруг. Одно тепло большое и гаснет. Второе - тоже гаснет, но еще не совсем. От него по земле разбегаются едва уловимые волны вибрации, значит, оно еще живо. Как и другие. А если есть другие, то "живо" - недолго.
Жаль. Частота вибраций и температура укладывались в диапазон, соответствующих идеальному носителю. И гайто подтолкнуло глупые корешки в нужную сторону. Там уже пролилось много еды, а будет еще больше. И если успеть, если подобрать все до капельки, то хватит и дереву, и гайто.
Дерево - плохой носитель. Медленный.
Много-живых-вместе сходились, но не решались приблизиться. Гайто чуяло их сомнения и резкую вонь большой вещи, которая лежала рядом с малым теплом. На одном из уровней памяти осталась заметка соответствия вони профилю носителя.
Зов долетел издалека.
Сначала он был настолько слаб, что разбился о плотную кору сосны. Но следующая волна, прокатившаяся по поляне, добралась до нежной сердцевины дерева. И уже оттуда протянулась вверх, а затем эхом откатилось к корням. Зов пульсировал в древесных соках, отравляя сладость свежей глюкозы. Он рвал мембраны, и клетки расползались жижицей.
Гайто еле-еле успело захлопнуть шторки. Оборванная нить посылала болевые сигналы, а снаружи дождевыми каплями стучал голос:
- Иди-иди-иди.
И те, другие, которые снаружи, которые не могли слышать так же хорошо, как слышал гайто, пошли. И вообще все-все-все вокруг пошли. И только деревья остались, потому что пока не умели ходить.
Страшно.
Последняя волна упала на хитиновый панцирь, поднажала, утапливая в земле и выплавляя внутренности. Гайто еле-еле успело выплюнуть цисты. Две скатились. Третья впилась острыми шипами в единственное живое существо, оставшееся на поляне.
Если повезет, прорастет.
Сознание возвращалось толчками. Включить-выключить.
Свет-темнота.
Боль-боль. Боль? Да. Свет-темнота. Смерть? Нет. Выжил. Пока. Надо открыть глаза и дотянуться до фляги. Там вода. Вода нужна.
Мысли были короткие, рубленые. И Глеб, подчиняясь им, выполнил программу. Глаза разлепились легко. Зрение восстановилось не сразу. Но Глеб терпеливо ждал, ожидая, когда из окружающей его мути возникнут предметы.
Первым вырисовался серый камень. Не камень - кабан. Занемевшие пальцы правой руки коснулись щетины и пористой шкуры, нащупали ленты мелких шрамов и тугой шар клеща.
Вода. Аптечка. Кабан обождет.