— У Константина.
Не оборачиваясь, она спросила:
— Как ты нашел его?
— Как обычно. Особых перемен не заметил. Он принес свои искренние поздравления по поводу успешной поездки. Не знаю, правда, такие ли искренние…
— Ты чем-то раздражен?
— Нет, нисколько. Напоследок угостил меня притчей об австралийском паучке, который гибнет во время коитуса. Добавил, что сам-то он не таков.
— Не сомневаюсь, — она усмехнулась.
Авенир Ильич пробормотал:
— Он был удивлен, что ты ни словом не обмолвилась о его визите.
— Нашла наконец! — воскликнула Роза. — Надо ж, куда я ее засунула… Да, я забыла. Но нынче вспомнила. Как раз перед тем, как ты вошел. Ромин завез для тебя Сенеку. Какой-то был у вас разговор… Возьми, АИ. Приобщайся к мудрости.
— Поздно. Уж ничего не выйдет, — пробормотал Авенир Ильич, стараясь не смотреть в ее сторону.
— Совсем не поздно, — сказала она. И с прежним девичьим озорством добавила: — Не тушуйся. Прорвемся.
Он вновь спросил себя: что это значит? Действительно, Ромин ему советовал перечитать античного стоика. Ну да, разумеется, "Письма к Луциллию". Он перелистывал страницы, вылавливая отдельные строчки. Сколько в них древнего простодушия! А впрочем, все мудрецы простодушны, иначе бы они не решились учить уму-разуму наше племя. "Все у нас, Луциллий, чужое, одно лишь время наше" — ох, так ли? И время оказывается чужим, и ты им не вправе распорядиться.
Неужто все было так буднично просто? Фарсово просто… Как он сказал? "Связано с небольшим сюрпризом…" Заехал и завез этот томик. Авениру Ильичу показалось, что он испытывает сейчас не облегчение, нечто другое, сходное даже с разочарованием. Словно ему было жаль расстаться с драматическим поворотом судьбы. Словно в приевшемся рационе ему не хватало терпкой и острой, этой болезненно острой приправы. "Радуйся", — сказал он себе. Но радости не было. Неудивительно. Сенека пишет: "Радуются лишь мужественные". Мужеством ты обделен, Луциллий.
И все же все это непонятно. Зачем приспичило в темную полночь вызванивать из таксопарка машину и мчать через спящую Москву с книгой Сенеки под мышкой в дом, из которого только что вышел хозяин? Не опасаясь поднять из постели полураздетую хозяйку.
Впрочем, и этому есть объяснение. Он ехал к женщине, но к другой. Может быть, к той же самой Аннушке. И по пути решил заскочить, сделать свой небольшой сюрприз. Бесцеремонно, но в духе Ромина. Так поступает enfant terrible. Так оно все, наверно, и было. Розу стоило бы спросить, когда явился сей просветитель со своею культуртрегерской миссией — занятно, что бы она ответила? Наверняка что визит был днем. Какая жена ответит иначе? Точность, плодящая подозрения, не столько достоинство, сколько глупость.