— Но герцог, герцог!.. Ведь он будет изумлен исчезновением Регины. Быть может, обратится к тебе… Что скажешь ты ему?
Ушаков молча развел руками. Он, видимо, особенно не останавливался над этим вопросом. Для него, приверженного подданного, вся власть и все значение власти ограничивалось ступенями престола, за последними же были только интрига и временная, непрочная власть. Вследствие этого и он, и Трубецкой не принадлежали к преданным сторонникам Бирона.
Императрица повторила свои последние слова.
— Его светлость, по всему вероятию, нам же поручит розыски бесследно исчезнувшей камеристки! — своим твердым и невозмутимым голосом сказал он.
— Ну… И что же?
— И мы, само собой разумеется, не будем в состоянии найти ее!
— А если… герцог заподозрит что-нибудь недоброе и сам предпримет розыски?
— И это следует предвидеть.
— И… если он нападет на след правды?
— Навряд ли ему удастся разузнать что-либо!..
Анна Иоанновна отпустила Ушакова и взволнованно заходила по комнате. Несмотря на весь ее гнев на Регину, она ужасалась тому неслыханному наказанию, которому подверг последнюю Ушаков.
Так протекло около часа. Наконец дежурная камер-юнгфера доложила о приходе Бирона.
Государыня вздрогнула, услышав об этом; ее сердце болезненно стучало, а по лицу скользнуло выражение внутренней боли. Однако, кое-как овладев собою, она приказала впустить герцога. Но бессонная ночь и только что пережитые волнения оставили на Анне Иоанновне свой след: она казалась вконец утомленной, совершенно разбитой.
Герцог почти с испугом взглянул на нее. Он лучше всех понимал, чем будет для него кончина его покровительницы, и со страхом встречал всякое напоминание о возможности подобной катастрофы.
— Что с вами, ваше величество? — заботливо осведомился он, крепче обыкновенного прижимаясь губами к протянутой руке.
— Нездоровится… ночь плохо спала…
— За лейб-медиками вашего величества послать следует! — заботливо произнес Бирон.
Императрица махнула рукой.
— Оставь, ничего они не понимают!.. Мало ли я микстур проглотила по их предписанию, а какая от них была польза?.. Еще португалец куда ни шло, а уж немец вовсе никуда не годится… У цесаревны есть какой-то врач ученый, за ним нешто послать?
— Он больше насчет красоты и притираний работает, — с пренебрежением заметил Бирон. — Вы в таких не нуждаетесь… А впрочем, попробовать можно: попытка — не пытка!..
При слове «пытка» императрица вздрогнула и пристально взглянула на Бирона. Он был совершенно спокоен. Очевидно, он в своем несокрушимом эгоизме даже не осведомился о возвращении своей любовницы.