Что происходит? Иллюзия полная — можно пальцем потыкать, можно понюхать. Пахнет так себе. Бывают черствые иллюзии?
Старый «Боспор» замер. Не шевелились черные листья фикусов у лестницы, не булькала вода в автомате. Не имелось в старом мире ни сквозняков, ни работающих кондиционеров. Лишь по огромным стеклам скользили отблески фар. Там, за стенами, продолжал жить иной ночной мир. Огромный город, с сотнями сортов пива, с избытком автомобилей и думских депутатов, с полуузаконенной проституцией и круглосуточными супермаркетами.
Совсем больной товарищ. Про раздвоение личности Андрей слышал. Бывает раздвоение мироощущения? Вроде не слыхал, но издания по популярной психиатрии пишут отнюдь не сами пациенты. Им, пациентам, некогда.
Как странно вернуться в свой старый дом. Андрей прошел через второй этаж. Двери в большой зал были распахнуты, там царила тьма — огромный куб черной пустоты, и невидимый экран. Ад сгинувших навсегда фильмов.
Андрей машинально поднялся на третий этаж. Замок двери в аппаратный комплекс оказался открыт. Было очень грустно. Сколько раз снился этот коридор. Место первой работы, коридор в юность, в эпоху смешной уверенности в завтрашнем дне, веры в неизбежность победы коммунизма над загнивающим и все никак не загниющим Западом. Да, глупостями была заполнена юная башка Андрея Сергеевича. Но ведь легко было жить. Хотя и не очень весело.
Изумление ушло. Думать и бояться уже не хотелось. Жизнь прошла, думай не думай, никогда больше не зажжется здесь свет, не донесутся отдаленные вздохи и нетерпеливый ропот тысячного зала, не раздастся звонок к началу сеанса. Нет огромного зала, нет коридора. И семнадцать лет тебе тоже никогда больше не будет.
Аппаратная. Стены в черном, до потолка, кафеле. Пара ободранных красных кресел, стол с растрепанными журналами смен и техобслуживания. Проекторы. О, еще древние КП-30. Серые монстры с покатыми слоновьими спинами. Еще угольные, немодифицированные. Это потом в них впихнут ксеноновые лампы. А пока электрическая дуга — запас хода на двадцать минут экранного времени.
Фонарь проектора послушно открылся. Полусфера зеркального отражателя, запах угля и многократно прокаленного металла. Отрицательный уголь почти целый — они горят медленнее. Положительный уголь нужно менять. Андрей вынул из планетарки прожженный огрызок, бросил в металлический бак. Знакомо громыхнула жесть. В эту секунду Андрея схватили за капюшон свитера, горло коротко ожгло болью.
— Шумный парень, — сладко промурлыкали в ухо.
Андрей замер, слегка разведя руки. Сталь у горла была острее некуда — порезанная у кадыка кожа даже не болела, а горела, словно паяльником ожгли. В том, что к его спине прижимается женщина, Андрей не сомневался. Кроме мурлыканья и ясного ощущения сильного, стройного тела, был еще запах горячего пота — жаркий, терпкий и крепкий. Не то чтобы неприятный. Скорее, наоборот. Запах пота, раскаленного солнцем песка, сыромятной кожи и ружейной смазки. Чувствуя, как катится за ворот струйка крови, Андрей подумал: пусть режет. Только сразу. Смерть, пахнущая молодой, здоровой бабой, не так уж и плоха.