— Нет, что ты, убьют. Вон стог. Зароемся в него.
— Да пойми ты, они нас, наверное, уж увидели.
— Нет, я в стог. — Мекеша бросился бежать к стогу и в одно мгновение врылся в него, только кончики его сапог чернели у подножия.
— Ноги спрячь, — ткнул в сапог Ребров. Он прилег с противоположной стороны стога, чтобы не попасться всадникам на глаза.
Мекеша в стоге заворочался и стал кашлять. Пыльное сено донимало его. Ребров считал время. А вдруг казакам придет в голову остановиться у стога покормить своих лошадей и отдохнуть? Тогда они наверняка заметят Мекешу, и расстрела не миновать. Стук копыт послышался и внезапно исчез. Ребров с полчаса выждал, прежде чем поднялся на ноги. Ничего подозрительного видно не было.
— Мекеша, вылезай. Уехали, — окликнул он стог.
Мекеша вылез и стал внимательно осматриваться по сторонам. Потом полез на стог и оттуда снова оглядел степь.
— Опять казаки, — неожиданно вскрикнул он и кубарем свалился со стога.
— Ну, этих не бойся. Они нас не могли заметить, — успокаивал его Ребров.
— Нет, я опять в стог.
И снова Ребров остался в одиночестве лежать у стога, считая минуты. Когда скрылся из виду и второй отряд всадников, Мекеша, отряхиваясь, вылез из сена и сказал Реброву:
— До вечера не пойду дальше, Василий Михайлович. Тут их рыщет видимо-невидимо. Как есть, попадешь в лапы.
— Что ты говоришь, подумай. А Надя и жена моя как? Они уже наверняка беспокоятся, не понимают, почему нас до сих пор нет в Лопатине. Пойдем, не бойся. А что, если они попадут к казакам?
— Не пойду, Василий Михайлович, мне жизнь самому мила.
— Да ты в село не заходи, я один их пойду разыскивать. А стогов в степи на тебя хватит. Всегда найдешь себе подходящий.
Наконец Мекеша уступил.
Осенний вечер быстро накрывает самарские степи.
В какие-нибудь полчаса расползлись и исчезли очертания приближающегося Лопатина и далекой уже Самары. В городе не горели огни и не было видно ни одной Светящейся точки. Чехи боялись красных летчиков.
Непроезжая дорога вместе с темнотой расширилась и слилась со степью. Все труднее и труднее путникам было отыскивать тропинку. Только каким-то особенным чутьем угадывал ее Мекеша, и Ребров целиком положился на него.
Осенней ночью степь молчалива, как кладбище.
Кузнечиков уже давно не было, и они своим свистом не наполняли пространства, летучие мыши также, наверное, залегли на зимнюю спячку и не шарахались над головой. Не слышно было и ночных птиц.
— Ну и тьма, Мекеша. Хуже, чем в лесу.
— А ты как думал? Степь — она всегда так: днем на сто верст смотри, а вечером на встречного найдешь — лбом стукнешься. Да вот же недалеко и до села. Слышишь, собаки лают?