— А дом твой где? — спросил Аркадий.
— На Камчатке. Где же еще! Здесь — полжизни.
— Семья-то есть?
— Еще бы! Конечно. Трое сыновей.
— Взрослые?
— Последний — младшенький — студент. На последнем курсе. Двое старшие уже выучились. Теперь работают.
— Да, брат, жизнь идет. Не успеешь оглянуться, а уже и старость.: Ты хоть в Армении бываешь?
Капитан тяжело вздохнул. Лицо посуровело.
— Не везет мне, земляк! Сначала дети были маленькие. Опасно с ними в дорогу. Потом учились. А мне отпуск только зимой дать могли, пока судно на ремонте, а теперь уже и мечтать перестал. Круглый год на промысле. Работаю, как проклятый. Теперь уж до пенсии держаться надо.
— Трудно тебе. Я только вышел в море, а уже и зарекся. Ты же столько лет!
— Всякое бывало. Теперь-то проще. А вот когда на малом флоте был — там доставалось.
В каюту вошел кок, принес кофе.
— Спасибо, Миша! — Кок молча кивнул. Вышел. Тихо прикрыл за собою дверь.
— Бывало. Да так бывало, что и теперь вспоминать не хочется. Малый флот, сам понимаешь, суда маломощные. Неустойчивые. Чуть заштормило — того и гляди оверкиль[23] сыграешь. Сколько раз со смертью в догонялки играл… Только ни к чему это. Море-то, оно вон — прежнее. Еще на тысячу таких как я сил хватит. А вот у меня — сначала седина появилась, а потом нервы сдавать стали. Знаешь, случай был один. Я тогда на мэрээсе капитаном работал, ну и тот, которого мы сегодня спасли, тоже кэп, на таком же «мэрээсе». Вышли мы с ним на близнецовый лов. Это вдвоем одной сетью навагу ловили. А тут шторм. Внезапный, за десять минут пять баллов набрал. А берег скалистый. Ни причалить, ни укрыться. Да еще дно в рифах. Шторм, словно нарочно, силу набирает. Ну, мы стараемся держаться поблизости друг к другу. В трюмах полно наваги. Выкидывать жаль. Ну и пыхтим, огибаем берег, чуть дыша. А тут смотрю, что такое! Приотстала вторая «мэрээска». Я — на рацию. Оказалось — дно пропороли. Взял я его к своему боку. Как эту мэрээску. Коль дойдем — так вместе, коль невмоготу станет, придется бросить судно. Команду к себе забрал на борт. А кэп — не захотел судно свое бросить. Ну, идем. Шторм уже семь баллов. Захлебываемся, но дышим. И решил я глянуть, что он там делает на судне один! А он, идиот, лежит на дне и своим животом пробоину заткнул. Замерз в воде. Посинел, а не уходит. Зовут — он не встает. Силой оторвать не мог. Как припаялся. А все потому, что один остался. Так бы и умер. Ведь псе о жизни своей, а он — о судне. Ну я помог пробоину эту проклятую заткнуть. Дошли мы кое-как до причала. А он и свалился. Радикулит. Целый год как коромысло ходил. Да только я до сих пор за те его три часа себя виновным чувствую. И сам себе простить не могу. Только услышал Sos — сразу свернул.