Кратос спрыгнул с оседланного им чудовища, но прежде чем он успел достать клинки Хаоса, кентавр унесся прочь, испустив напоследок пронзительный панический вопль.
В полной мере оценив мощь оружия Зевса, Кратос понял, что пора заняться поисками оракула. Он не вел счет убитым чудовищам, но теперь сражаться стало не с кем, улицу в обоих направлениях покрывали трупы в три слоя. Несмотря на уверения Зевса, спартанец чувствовал, что более нельзя терять времени. Он быстро двинулся вверх по склону, на ходу обдумывая разные варианты действий, но всегда возвращаясь к мысли об оракуле и ее таинственном секрете: как смертному сокрушить бога.
Он так погрузился в раздумья, что, поворачивая за какой-то угол, врезался в мертвого легионера. Кратос отпрянул, а бронированный скелет свалился на землю. Его кости так громко стукнулись о меч и щит, что эхо разлетелось по всему Акрополю. Спартанец, который оправился быстрее мертвеца, выхватил клинки Хаоса и отсек врагу череп.
«Никто не устоит против Спартанского Призрака», — подумал Кратос и засмеялся.
Увидев еще десяток живых мертвецов, привлеченных шумом и теперь спускавшихся ему навстречу по дороге, он расхохотался. Эти легионеры были вооружены до зубов и закованы в хорошие доспехи. Через щели в бронзовых шлемах, украшенных черными перьями, из впалых глазниц на него смотрели горящие как угли глаза. Воины имели круглые щиты, усаженные медными шипами; кое-кто был с косой, но большинство держали в руках мечи. Шли легионеры плотным, хорошо организованным строем.
И одного удара молнии хватило, чтобы все они разлетелись на куски.
Хищный разряд бил во все стороны, рисуя зигзаги не хуже, чем молния с самого Олимпа. Три передних легионера взорвались, за ними следующий ряд, а потом еще один.
Кратос осторожно переступил через чадящие кости. У дороги лежал бронзовый шлем, черные перья на нем дымились так же, как и череп, застрявший внутри. Вокруг валялись оплавленные мечи и расколотые доспехи.
Спартанец с удивлением посмотрел на белый шрам на ладони и тут же торопливо убрал руку, чтобы случайно не пустить молнию себе в лицо — такая смерть была бы мгновенной и унизительной.
Он снова пустился быстрой трусцой, которой всегда поднимался по крутому склону. Кое-где паломники заботливо высекли в скале ступени, чтобы помочь тем, кто слабее. Будто во сне, Кратос взбирался уже не на Акрополь — Парфенон остался далеко внизу, — а на стадии выше по извилистой горной тропе. Стало труднее дышать, а ноги, для которых пятьсот стадий в день были обычным делом, заныли от напряжения.