— Держись подальше от моей головы! — Спартанец схватил ее могучей рукой за горло.
В ушах звенели боевые трубы, слышались крики страха и отчаяния. В этот миг ему больше всего на свете хотелось сломать эту прекрасную шею. Наконец он отшвырнул жрицу в сторону.
Она упала на мраморный пол. Затем села, опершись на руки, и пристально посмотрела на него.
— Выбирай себе врагов с умом, Кратос, — сказала она, вставая и без тени страха глядя в лицо Спартанскому Призраку.
И направилась к стене, в которой тот с трудом различил очертания двери. Жрица остановилась у эмблемы, изображенной рядом.
— Чтобы сокрушить Ареса, одной грубой силы недостаточно. — С этими словами она прислонилась к эмблеме, и дверь открылась. — На свете есть только одна вещь, которая поможет тебе победить бессмертного.
От яркого света, ворвавшегося в храм через проем, Кратос зажмурился; даже пришлось прикрыть глаза огромной рукой. Его опалило жаром, как будто хлынувшим из открытой печи. То, что виднелось за дверью, сбило его с толку: вместо окутанных мглой утесов, окружавших храм, там гуляли песчаные вихри, освещаемые полуденным солнцем.
Жрица же явно не усматривала в происходящем ничего странного или опасного.
— Ящик Пандоры — далеко за стенами Афин. Боги спрятали его на востоке, в пустыне, — сказала она со спокойной уверенностью. — Только получив в распоряжение его силу, ты сможешь одолеть Ареса.
Она отошла в сторону и вновь устремила на спартанца загадочный взгляд, и тот, кто не страшился ни людей, ни богов, отвел глаза. Жрица Афины проникла в запретные уголки его сознания и стала свидетельницей его позора.
— Будь осторожен, Кратос. Искать ящик Пандоры ушли многие, не вернулся никто, — предупредила она и указала на проход. — Иди сквозь Пустынные врата, здесь начинается путь к кладу. Иди и найди его. Только так ты победишь Ареса и спасешь Афины. Только так, Кратос. Только так. — Ее голос понизился до шепота, едва различимого в завывании вихрей.
Спартанец выбежал из храма. Несколько минут он двигался вдоль защитного вала священной горы, затем перед ним возникли покосившиеся ворота, охраняемые лишь огромной статуей гоплита. Не замедляя шага, он открыл створку, и сильный порыв ветра словно крошечными бритвами хлестнул по лицу. Когда Кратос обернулся, чтобы бросить последний взгляд на Афины, города уже не было. Кругом расстилалось лишь бесконечное царство песка.
Он был одинок, как никогда в жизни.