Из письма В. А. Жуковского графу А. X. Бенкендорфу:
«…назначенную для отпевания церковь переменили; тело перенесли в нее ночью, с какою-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на который собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились о умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражей проводили тело до церкви. <…>»>{123}.
«На вынос тела из дому в церковь Н. Н. Пушкина не явилась от истом-ления и от того, что не хотела показываться жандармам»>{124}, — записал Бартенев со слов княгини Вяземской.
Из воспоминаний сына Вяземских, князя Павла Петровича (1820–1888):
«<…> Вынос тела был совершен ночью, в присутствии родных Н. Н. Пушкиной, графа Г. А. Строганова и его жены, Жуковского, Тургенева, графа Вельегорского, Аркадия Ос. Россети, офицера штаба Скалона и семейств Карамзиной и князя Вяземского. <…> Никто из посторонних не допускался. <…> Начальник штаба корпуса жандармов Дубельт, в сопровождении около двадцати штаб- и обер-офицеров, присутствовал при выносе. По соседним дворам были расставлены пикеты. <…>»>{125}.
Из дневника А. И. Тургенева:
«31 генваря. Воскресенье. <…> на вынос в 12, то есть в полночь, явились жандармы, полиция: шпионы, — всего 10 штук, а нас едва ли столько было! Публику уже не впускали. В первом часу мы вывезли гроб в церковь Конюшенную, пропели заупокой, и я возвратился тихо домой»>{126}.
А. И. Тургенев — брату Николаю Ивановичу Тургеневу в Париж.
«31 генваря 1837. Петербург.
<…> Я провел почти двое суток у кровати Пушкина, — он ранен в 4 пополудни 27 января, а скончался 29-го в 2 3/4 пополудни, в день рождения Жуковского, который теперь для его семейства ангелом-хранителем. Он, Велгурский, Вяземский и я не отходили от страдальца: Арндт, Спасский, друг его, и доктор Даль облегчали последние минуты его. Жена, за которую дрались, в ужасном положении. Она невинна, разве одно кокетство омрачило ее душу и теперь страшит ее воспоминаниями. <…> В первый день дуэли послал он (Пушкин. — Авт.) к государю доктора Арндта просить за себя и за его секунданта Данзаса (полковника) прощения. Государь написал карандашом записку a peu pres[20] следующего содержания и велел Арндту прочесть ему записку и возвратить себе: „Если Бог не приведет нам свидеться на этом свете, то прими мое прощение и совет исполнить долг христианский: исповедайся и причастись, а о жене и о детях (у него два мальчика и две дочери) не беспокойся: они будут моими детьми, и я беру их на свое попечение“. — Мальчики записаны теперь же в Пажеский корпус, а жене будет пенсия, если добрый Жуковский не устроит чего лучшего. Сочинения Пушкина на казенный счет будут напечатаны, и сумма отдается детям в рост. Завтра отпевают его и повезут, по его желанию, хоронить в псковскую деревню отца, где он жил сосланный. Отец в Москве, и я описывал каждую минуту Пушкина страдания и смерти, дабы ему доставлено было все, что есть утешительного для отца в этой потере. <…> Пушкин велел написать частные долги и написал реэстр своей рукой довольно твердою.