.
Главком указывал, что советские части и гарнизоны в Сибири значительно уступают восставшим по численности. Судя по белогвардейским источникам, ситуация в Сибири представлялась правительству Ленина настолько безнадежной, что оно решилось на тот вариант, который два с половиной года назад отвергло с шумным негодованием, когда летом 1918 года антисоветское Временное Сибирское правительство предложило большевикам в Москве обеспечить непрерывную отправку продовольствия в голодающие центры России в обмен на отказ от попыток вооруженного вторжения за Урал.
В марте 1921 года к проживавшему на Алтае видному ученому, исследователю Сибири, бывшему эсеру В. И. Анучину явился молодой человек с письмом от барона Унгерна. Унгерн просил ученого, пользовавшегося большим авторитетом в крае, возглавить будущее сибирское правительство, которое должно быть образовано после скорого падения Советской власти в Зауралье. Он сообщал, что между ними и Москвой идут переговоры, Москва соглашается предоставить Сибири полнейшую самостоятельность, ей безразлична даже форма правления в Сибири, исключая самодержавие, границей должен являться Уральский водораздел. Но Москва требовала, во-первых, чтобы по всей российско-сибирской границе бессрочно не устанавливалось таможенных сборов, и, во-вторых, чтобы Сибирь в течение двух лет ежегодно бесплатно доставляла для России 300 млн. пудов угля, 100 млн. пудов пшеницы, 50 млн. пудов мяса, 50 млн. пудов жиров и 50 млн. пудов рыбы.
«Полагая, что никакое будущее сибирское правительство не сможет принять подобных условий, — писал Унгерн, — мы тоже категорически отказались от разговоров о подобной контрибуции и заявили через уполномоченного Львова о том, что в конце апреля начнем организационное наступление по всем фронтам, а до того времени будем напоминать о себе спорадическими набегами»[601].
Чем были эти переговоры для «кремлевских мечтателей»: искренним желанием сдачей Сибири на какое-то время ослабить тиски кризиса или более мелкими тактическими соображениями борьбы с центральноазиатской контрреволюцией? Сказать трудно. Во всяком случае это был бы любопытный эксперимент; отдать часть страны во власть политических противников, под их «НЭП», и таким образом за ее счет продолжать питать бег европейской России по рельсам военного коммунизма прямо в социализм. Тем не менее все внешние обстоятельства не представляли бы для партии большевиков столь серьезной угрозы, если бы их многократно не усилили собственные внутрипартийные противоречия, и главным образом противоречия в высшем руководстве. Как сложившиеся во время войны довольно жесткие взаимоотношения властных структур с различными социальными слоями России, так и устоявшиеся отношения в самой партии не могли избежать воздействия со стороны главного обстоятельства времени — окончательной победы в гражданской войне над буржуазно-помещичьей коалицией. Из фундамента системы военного коммунизма выпал один из краеугольных камней, и вся политическая надстройка покрылась трещинами.