Первая мировая война (Киган) - страница 251

, и захватят столько России, сколько захотят. 17 февраля вторжение началось. В течение недели немецкие войска продвинулись на 250 километров, не встречая никакого сопротивления, и казалось, были готовы идти дальше. Охваченное паникой, советское руководство приказало делегации в Брест-Литовске подписать условия Германии. По условиям итогового договора Россия уступала неприятелю 750 тысяч квадратных километров территории, область, втрое превышающую размеры Германии, на которой проживала четверть российского населения, размещалась четверть производственных ресурсов и треть аграрных земель[25].

В рамках подготовки планируемого победоносного наступления против Франции и Великобритании Германия уже перебросила свои лучшие армии с Восточного на Западный фронт, оставив только опорные формирования, которые должны были занять и эксплуатировать новые имперские территории на Украине. Русская армия исчезла, солдаты, по знаменитому выражению Ленина, "проголосовали за мир своими ногами". Сотни тысяч солдат покинули фронт еще до начала Октябрьской революции, сдавшись в плен неприятелю. "В 1915 году во время отступления из Галиции, около миллиона русских солдат оказалось в плену, три четверти сдались без сопротивления". К концу 1917 года почти четыре миллиона русских солдат находились в немецком или австрийском плену. Таким образом, потери военнопленными прежней имперской армии в конечном счете превысили боевые потери в три раза: по последней оценке, русская армия потеряла погибшими 1 миллион 300 тысяч человек — примерно столько же, сколько и французская, где число попавших в плен к немцам было ничтожно мало. Русский солдат-крестьянин просто не имел тех отношений, которые связывали немецких, французских и британских солдат с товарищами, с частью и с национальными интересами. Он находил психологию профессиональных солдат необъяснимой, рассматривая свои новые обязанности как временные и бессмысленные. Поражение быстро деморализовало их. Зачастую солдаты, отличавшиеся храбростью, не находили ничего позорного в том, чтобы самим сдаться в плен, где, по крайней мере, они получали пищу и безопасность. К чести противников России по Первой Мировой войне, они были примером заботы о бесчисленном количестве военнопленных, чего совершенно не было во время Второй Мировой, когда три из пяти миллионов советских солдат, захваченных в плен на поле боя, умерли от голода, болезней и жестокого обращения. Возможно, именно потому, что неволя не обещала таких мучений, русская армия начала распадаться даже раньше, чем произошел крах в тылу. Как только большевики заговорили о мире, развал армии стал окончательным.