Составы, стоявшие вблизи железнодорожных станций, долго не пустовали — ни в Австро-Венгрии, ни в Германии, ни во Франции, ни в России. Заполненные солдатами, они трогались к линии фронта, одни — на восток, другие — на запад. В пути на вагонах появлялись жирные надписи, на одних: «На Берлин!», на других: «На Париж!». Общим было одно: царившее в поездах оживление — песня, шумные разговоры, а где и игра на губной гармошке. Солдаты высовывались из окон, улыбались подбегавшим к поезду людям, отвечали на их приветствия, размахивая головными уборами. Поезда шли со скоростью десять — двадцать миль в час, иногда неожиданно останавливались, но все как один добирались до места своего назначения, чтобы выплеснуть на платформу у тихого городка тысячу-другую солдат, собиравшихся вернуться домой со скорой победой.
Оживление сопутствовало и проводам солдат на вокзал. Где по тротуарам, а где и просто по пешеходным дорожкам, не отставая от строя, двигались провожающие, в основном женщины: жены, невесты, подруги тех, кто маршировал по проезжей части дороги. Немецкие солдаты шли на вокзал с цветами, засунутыми в дуло винтовки или в мундир между верхними пуговицами. Французы шли под оркестр, а если, случалось, музыканты отсутствовали, то и тогда находили выход из положения. Один французский фотограф поймал в объектив сержанта, который пятился перед строем солдат и, как дирижер, размахивал руками, помогая им печатать шаг. Впереди русских солдат шел капеллан с иконой. Австрийцы, направляясь на железнодорожную станцию, славили Франца-Иосифа, воплощение единства многонациональной империи.
Готовилась к войне и английская армия. Она тоже не обошлась без мобилизации резервистов. Один из них — Х.В. Сойер — получил назначение в пехотную бригаду, формировавшуюся в Колчестере. Вот его первые впечатления:
«Когда я оказался а расположении части, казармы были полны резервистов, многие из которых все еще не расстались с гражданской одеждой. Резервисты прибывали к нам с каждым поездом… Постепенно все получили обмундирование и оружие. Однако форменная одежда пришлась по вкусу не всем. Какой-то толстяк, весом по меньшей мере в семьдесят стоунов, еле передвигал ноги, облаченные в непривычно тяжелую обувь».
Гражданскую одежду резервисты отправляли домой посылками. Один из них, англичанин Шоу, уже после войны, вспоминая первые дни пребывания в армии, рассказывал, что, отправляя свои вещи домой, он вдруг пришел к мысли, что они ему могут больше не пригодиться.
Коль скоро зашла речь об одежде и в первую очередь форменной, приведем более приятную картинку на эту тему. Вот небольшой рассказ лейтенанта Эдварда Спиарса, прибывшего в Париж в порядке обмена офицерами между Англией и Францией: