— Да я Лизавету от нищеты стараюсь уберечь и найти того, кто будет заботиться о ее благополучии!
— А будет ли она его любить?
— Любить? — Долгорукая рассмеялась почти издевательски. — Я вот по любви вышла, и что? Все — сама! Все — на себе! Нет уж, я своих девочек сумею уберечь от этого. Я сумею их защитить!
— Тебе самой защита нужна, — вдруг сказала Сычиха, раскрывая рубашкой вверх карту в самой вершине разложенного пасьянса. — Я посмотрела по картам и твое будущее. Тебе не о Лизе, а о себе побеспокоиться надо.
— Ты меня не пугай! — побелела Долгорукая. — Не ведьма ты, не гадалка, а просто обманщица! И о будущем тебе известно не больше, чем мне!
— Я знаю то, что знаю, — тихо проговорила Сычиха, смешав карты быстрым движением ладони. — От своего будущего ты пытаешься убежать. Но это бесполезно, тебе ничто не поможет.
— Значит, по-хорошему говорить со мною не хочешь? — княгиня выпрямилась и метнула в Сычиху взгляд, полный ненависти и злобы. — Ладно! Я тебя предупредила. И не верю ни единому твоему слову! Я поставлю для тебя на усадьбе заслон, а потому — держись-ка ты от нашей семьи подальше, слышишь, подальше!
Но голос Долгорукой почему-то задрожал, сорвался, и она задержала дыхание, чтобы восстановить равновесие. Сычиха молча наблюдала за нею и, увидев, что княгиня снова овладела собой, вернулась к своему занятию — карты замелькали в ее руках. Долгорукая в сердцах выругалась и поспешно вышла из дома Сычихи.
Всю дорогу обратно она недовольно бормотала вполголоса проклятья Сычихе и периодически покрикивала на Дмитрия.
Вернувшись в дом, она застала в гостиной Забалуева, как-то уж очень заинтересованно рассматривающего Татьяну, подносившую ему чай. Долгорукая Татьяну прогнала, напомнив, что их разговор еще не окончен, и села отдышаться в кресло напротив Забалуева.
— Умаялись, Мария Алексеевна? — участливо поинтересовался Забалуев.
— И то слово — все заботы да заботы, — с натугой улыбнулась Долгорукая. — Итак, на чем же мы с вами остановились?
— На важном, на самом важном, дорогая Мария Алексеевна, — расшаркался Забалуев. — Только прежде покаяться перед вами хочу. Сильно я виноват, Мария Алексеевна…
— Меня всего час не было! — Долгорукая с удивлением посмотрела на него. — Когда успели и что натворили? Или за прежние прегрешения ответ решили держать?
— Уж и не знаю, простите ли вы меня, грешного… — Забалуев скромно потупил очи долу.
— Да не тяните! Не девица, поди!
— О девице речь и пойдет… — Забалуев сделал многозначительную паузу. — Воспользовавшись отсутствием вашим, я имел смелость дочь вашу, Елизавету Петровну.