— Ты что-то слышал?
— Ничего, — отвечал тот с твердостью.
— Ну так вот, — заговорил третий, — придется нам признать, что побить достижения Альфена опять не удалось.
— У Альфена телега тяжелее, — возразил ему еще один голос. — Ему мастер Фульгозий делал.
— Закажем и мы Фульгозию.
— Пробовали уже — он отказывается.
— Отказывается?
— Наотрез! Говорит, Альфен ему приплачивает, чтобы он нам отказывал.
— Проклятье на голову Альфена! — закричали разом пять или шесть молодых людей. — Чтоб он провалился! Он, и Флодар, и Озорио, и вся их шайка!
— Эй, вы! — в третий раз позвал Филипп. На сей раз он повысил голос и говорил с легкой ноткой властности, как человек, имеющий право громко требовать участия к себе, хотя бы даже и из-под телеги.
— По-моему, здесь есть кто-то еще, — неуверенно произнес молодой человек, поминавший мастера Фульгозия.
— Если и так, то какое нам до этого дело? — резонно возразил ему другой. — В мире полным-полно людей, мы не можем останавливаться и беседовать с каждым из них. Пойдемте лучше домой: путь неблизкий.
С этими словами они затянули песню на несуществующем языке, который понятен был лишь этим шестерым, и, весело распевая, обнявшись и раскачиваясь на ходу, начали восхождение по дороге. Филипп смотрел на них, лежа под телегой, и гадал — что теперь с ним будет.
Странно, однако, что беспокоила его не только собственная участь, но также и участь брошенной телеги. Ему казалось удивительным, что эти молодые люди, явно дорожившие своим транспортным средством, оставили его теперь лежать на дороге, завалившимся набок, с тихо поскрипывающим колесом, которое никак не могло угомониться и понять, что ехать больше никуда не нужно.
Недоумение Филиппа длилось, впрочем, недолго: вскоре на дороге появились шестеро других молодых людей, одетых гораздо проще и обладающих более грубой внешностью. Руки у них были длиннее и крепче, плечи — шире, ноги — коряжистее и кривее. Это были слуги беспечных юных господ. Кряхтя и бранясь через слово, они подняли телегу и утвердили ее на колесах.
— Эй! — закричал Филипп, когда телега наконец перестала быть преградой между ним и видимым миром. — Эй, я здесь, нерадивые олухи!
Он больше не стеснялся в выражениях, поскольку уже понял, что повредил при падении ногу и нуждается в неотлагательной помощи.
Слуги переглянулись между собой.
— Я здесь! — заорал Филипп. — Не притворяйтесь, будто не видите меня!
— Мы-то тебя видим, — сказал наконец один из слуг, — но нам до тебя нет никакого дела. Мы должны прикатить наверх вот эту тяжелую телегу. За это мы получаем жалованье от наших господ. А за то, чтобы вести разговоры с плоскоглазым, мы никакого жалованья не получаем.