Отметим, что в своей суеверной боязни Неба и магических формул, Монголы посчитают осмотрительным заполучить помимо своих шаманов и других возможных представителей Божества, то есть всех предводителей культа, способных обладать сверхъестественными Силами – несторианских священников, которых они найдут обосновавшимися у Кереитов и у Онгютов, буддистских монахов Уйгуров и Киданьцев, таоистских кудесников Китая, тибетских лам, францисканских миссионеров, мусульманских мулл. [506]
Их благосклонность в отношении представителей этих различных культов обеспечивало такую же дополнительную страховку в отношении Тангри. Суеверная всеобщая взволнованность создавала, таким образом, всеобщую терпимость. А когда они перестанут быть боязливо суеверными, тогда в Туркестане и в Персии потомки Чингиз-хана сделаются нетерпимыми.
Монгольское государство, основанное на этих принципах, позаимствовало у Тюрков Уйгуров свои инструменты цивилизации: письменность и язык их канцелярии. Мы видели, что в 1203 г., при падении найманского царства, Чингиз-хана взял себе на службу Уйгура Тататонгу, хранителя печати покойного Тайана. Тататонге было поручено обучать сыновей Чингиз-хана писать по-монгольски уйгурской письменностью [507], и в то же время он должен был скреплять подписью официальные акты, прикладывая тамгу или императорскую печать, [508] то, что являлось наброском канцелярии. Начиная с 1206 г., Чингиз-хан наделил функциями великого судьи Чиги-кутуку, Татара, которого он сам и его жена Бортэ в свое время усыновили, когда тот был еще ребенком, и воспитали. Чиги-кутуку было поручено записывать, – разумеется, уйгурской письменностью и на монгольском языке – судебные решения и приговоры, а также распределение населения среди монгольской знати, в «синих тетрадях» (коко-даб-лар), что образовывало одновременно кодекс юриспруденции и, по выражению Пельо, «нечто вроде монгольского Хозьер». [509]
Ясак, буквально регламент, т.е. кодекс или свод постановлений обычного права чингизидов, должен был получить свой первый набросок (или свою императорское признание) на курултае 1206 г. [510]
Через ясак, великий хан «сила Неба» налагает как на гражданское общество, так и на армию (которые, впрочем, смешиваются), строгую дисциплину, желаемую Небом. Это был суровый кодекс: смертная казнь за убийство, серьезную кражу, заранее согласованную ложь, супружескую измену, содомию, колдовство, укрывательство и т.д. Гражданское и военное неповиновение уподоблялось преступлениям общего права, и ясак, будучи одновременно гражданским и административным кодексом, являлся дисциплиной, приемлемой для управления миром. Он был дополнен в том, что касается юриспруденции, изречениями (билик) Чингиз-хана, сегодня утерянными, как и впрочем, сам ясак.