Империя степей. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан (Груссе) - страница 3

Выживание пастухов и охотников рядом с земледельцами или, если хотите, развитие все более и более богатеющих сельскохозяйственных общин и соседство населения, оставшегося на пасторальном уровне, испытывавшего страшные периоды голода, которые вызывались, время от времени степными засухами, придают, таким образом, к колоссальному экономическому разрыву один из жесточайших социальных контрастов. Повторимся, вопрос человеческой географии становится вопросом социальным. Взаимные чувства оседлого человека и кочевника по отношению друг к другу можно сравнить с противоречиями капиталистического общества и пролетариата, находящихся в пределах одного и того же современного населенного пункта. Земледельческие общины, которые обрабатывают богатую плодородную почву Северного Китая, или же сады Ирана, или насыщенный чернозем Киева, были окружены зоной бедных пастбищ зачастую с ужасными климатическими условиями, где раз в десять лет иссякали источники воды, высыхали травы, погибал скот, а вместе с ним и кочевники.

При таких обстоятельствах периодическое массовое нашествие кочевников на культивируемые земли является законом природы. Отметим, что Тюрки или Монголы относятся к разумной, сбалансированной, практической расе, выпестованной в жестких условиях окружающей среды, подготовленные для того, чтобы командовать. Сколько оседлых обществ, часто на грани деградации, уступали под натиском, когда врывались в их города кочевники, которые после того, как стихали первые периоды кровавого разбоя, без особого труда заменяли тех повелителей, которых они устраняли вначале. Не испытывая ни малейшего чувства робости, они вступали на самые великие престолы. Вот он, великий хан Китая, шах Персии, император Индии, султан Рума. Кочевник умел приспосабливаться. В Пекине он становится наполовину китайцем, в Исфагане или Рее – наполовину персом.

Может так распорядилась судьба для того, чтобы между степью и цивилизациями обеспечивалось определенное балансирование? Вовсе нет. Неумолимые законы человеческой географии продолжают свое дело. Если китаизированный или иранизированный хан не устранялся какой-то замедленной или внезапной реакцией местного населения, тут же у границ возникали те, кто шел из глубин степей. Это были новые орды, лишенные средств и изголодавшиеся, которые несмотря на родство – Таджиков, или Тобгачей, Персов или Китайцев, вновь начинали те же самые опустошительное набеги.

Как произошло, что подобная авантюра почти каждый раз приносила успех, что каждые тринадцать веков она повторялась в том же ритме, начиная от вторжения Гуннов в Лоян до пришествия Маньчжуров в Пекин? Это происходило потому, что в течение всего этого времени, кочевники, несмотря на то, что сильно отставали в сфере материального производства, обладали преимуществом, имея огромное военное превосходство. Они были лучниками на лошадях. Невероятной мобильности кавалерия великолепных лучников – вот техническое «оружие», которое дало им превосходство над оседлыми жителями подобно тому, как в относительно современный период артиллерия дала Европе превосходство над остальной частью мира. Безусловно, этот способ ведения войны был известен как Китайцам, так и Иранцам. Начиная с III века до Рождества Христова, китайцы модифицировали военную экипировку для нужд кавалерии. Что касается Иранцев, то они со времен Парфян знали цену массированного пуска стрел нападающей конницы, которая тут же могла сменить позицию или отступить. Но ни Китайцы, ни Иранцы, ни Русские, ни Поляки, ни Венгры не могли быть равными в этом Монголам. Наученные с самого раннего детства преследовать на скаку животных на нескончаемых степных просторах, приученные устраивать незаметные засады и различного рода ухищрения охотника, терпеливо выжидать добычу, от чего зависело их пропитание, то есть сама жизнь, в данном деле Монголы были недосягаемы. Кочевники, и не из-за того, что они часто нападали на противника, а может наоборот, атаковав неожиданно, они умели исчезать, вновь появляться, обрушиваясь на врага, не давая ему возможности оказать достойное сопротивление, изматывали, неотступно преследуя и в конце концов доводя до изнеможения, добивали его, как загнанного зверя. Исключительная мобильность, необычайная вездесущность подобной кавалерии превращали ее в настоящее умное военное искусство, особенно когда ею руководили два великих стратега Чингиз-хана – Джебе и Суботай. Плано Карпини и Рубрук, которым удалось видеть это воочию, очень высоко оценили это решающее тактическое превосходство. Фаланговый строй, прохождение в виде легионов имели успех в Европе, потому что они соответствовали политическому строю Македонии или Рима, были методическим творением организованных государств, которые создавались, существовали и исчезали подобно всем государствам. Степной лучник верхом на лошади господствовал в Евразии в течение тринадцати веков, потому что он был спонтанным творением самой земли, пасынком голода и нищеты, он был единственным средством спасения для кочевников, чтобы окончательно не умереть в страшные голодные годы. Подумаем же о том, что если Чингиз-хану удалось позднее завоевать мир, то это произошло именно потому, что сирота, брошенный в глухих степях Керулена, сначала совместно с молодым братом Джучи – Тигром, стал почти ежедневно охотиться за дичью, чтобы не умереть с голоду.