На держи.
Януш протянул руку, но увидел просунутые в щелку три волосатых пальца. Большой палец, зажатый между средним и указательным, двигался из стороны в сторону. Януш скрипнул зубами, всем телом ударился в дверь. Надзиратель хохотал от удовольствия.
Напился, пся крев?! Еще дать?
Януш повернулся и пошел к Андрею. Но вдруг остановился посреди камеры и долго стоял на одном месте, смотря на заключенных. Казалось, он молча просил о помощи, хотя и знал, что никто не может помочь.
Товарищи! — Он даже не сказал это, а почти выдохнул.
Эта шкура может принести воды, если дать ему денег, — проговорил кто-то из угла камеры. — У кого есть несколько злотых?
Никто не ответил. Один за другим заключенные отворачивались от Януша, чтобы не видеть его просящего взгляда. Тогда к Янушу опять подошел старик в очках. Он долго ощупывал подкладку своего пиджака и наконец достал оттуда маленький золотой медальон. Рука, которой он протягивал Янушу этот подарок, дрожала часто-часто. Старик не смотрел на Януша. Он, казалось, никуда не смотрел, но в глазах у него была глубокая тоска, будто он терял сейчас что-то самое для него дорогое.
Януш взял медальон и открыл его. Там лежало маленькое тугое колечко золотистых волос. Он осторожно вытащил их и отдал старику.
Дочь? — тихо спросил он.
Нет, жена, — вздохнул старик. — Слава богу, она умерла раньше, когда этих людей еще не было в Польше.
Януш с медальоном в руке зашагал было к надзирателю, но заключенный, предлагавший собрать на воду деньги, преградил ему дорогу.
Дай-ка эту штучку сюда, парень— грубо сказал он.
Это был здоровенный детина с широкими плечами, с заросшим густой щетиной лицом. Он твердо стоял на кривых ногах и смотрел на Януша требовательно, жестко.
Януш спрятал руку назад, немного отступил. Но сзади его кто-то толкнул и пробасил:
Когда пан Войтковский говорит «дай», надо давать, потому что пан Войтковский есть пан Войтковский, чтобы меня живьем сожрали крысы.
Януш оглянулся и встретился с колючим взглядом такого же заросшего и еще более неприятного, чем пан Войтковский, парня.
— Кши, Очкарь! — Пан Войтковский из-под насупленных бровей взглянул на Очкаря, и того словно ветром сдуло. — Я говорю, парень, дай мне эту штучку. — И пан Войтковский положил на плечо Януша тяжелую лапу.
Отступать было некуда. Никто из заключенных не проронил ни слова. Видно было, что многие здесь кое-что знали о пане Войтковском и боялись его. Только один старик, хозяин медальона, посмел подойти к громиле.
Пан Войтковский… — Старик хрустнул белыми худыми пальцами и умоляюще посмотрел на заключенного: — Пан Войтковский…